– Вот и вор, – сказал Анэсти, выходя из транса. – И мы даже теперь знаем ответ на вопрос, кто готовит. Просто как-то раньше в голову не приходило, они у нас здесь обычно не появляются… надо же, гроссеназен.
Паладины переглянулись. Гроссеназены – это аллеманские родственники альбионских лепрехунов и фартальских дуэнде, благие высшие фейри. Гроссеназены – отличные повара, они способны приготовить любое блюдо из любой кухни, стоит только один раз им это блюдо попробовать или просто увидеть, как его готовят.
Услышав слова Анэсти, плененный гроссеназен печально кивнул и жалобно уставился на паладинов.
Робертино подошел ближе:
– Интересно. В «Кодексе фейри и их проделок» гроссеназены упоминаются как одни из немногих, с кем людям можно иметь дело ко взаимной выгоде, главное – правильно составить условия контракта... Но там не сказано, что при этом гроссеназены – воришки.
Фейри шмыгнул длинным носом, утер свободной рукой слезы:
– П-простите, служители Сияющей. Мы не воришки...
– Хм, а это что? – Робертино показал на бутылку.
Фейри опять шмыгнул носом:
– Нельзя нарушить договор, служители Сияющей... надо выполнять волю нанимателя, и готовить блюда, которые он желает подавать гостям... – фейри заплакал.
Анэсти снял «сеть», и носатый горбун с облегчением утер слезы, уселся на пол, прижимая к себе бутылку, но пока что сбежать не пробовал. Робертино спросил, перейдя на эллилон, один из трех самых распространенных фейских языков:
– Как тебя называть?
– Малыш Якоб, – фейри воззрился на Робертино с некоторой надеждой. – С давних пор клан Малыша Якоба служит людям по контракту в обмен на золотко. Мы очень любим золотко, такое золотко, какое нам дают за работу. Тогда золотко обретает большую силу. И можно заложить клад. И когда у Малыша Якоба будет большой новый клад, Малыш Якоб станет сильнее, и другие фейри Малыша Якоба будут уважать... А гоблины противные вообще бояться будут.
– Это нам известно, – кивнул Оливио. – Ты лучше расскажи, как, во-первых, тебя занесло в Фарталью, и во-вторых, почему ты воруешь.
– Малыша Якоба привез хозяин, – фейри снова шмыгнул носом. – Из Аллемании...
Он поставил бутылку на пол, обхватил ее ногами и принялся считать на пальцах. Паладины терпеливо ждали: у всех фейри с математикой были большие проблемы, и даже простой подсчет чего-то абстрактного, вроде промежутков времени, давался им с трудом. Что любопытно, у людей с примесью фейской крови такой проблемы никогда не было, даже наоборот – те, кто не владел особыми магическими талантами и не проявлял склонности к искусству, обычно становились очень способными торговцами и финансистами.
Наконец, Малыш Якоб подсчитал, опять шмыгнул носом и сказал:
– Десять лет и еще четыре года тому назад Малыш Якоб с отцом хозяина договор заключил. На пять тысяч золотых монеток…
– И какой же это был договор? Неужто ты, гроссеназен, опустился до воровства, как какой-нибудь клурикаун или, того хуже, мелкий гоблин? – спросил Оливио.
Обычно в разговоре с фейри следует придерживаться особого этикета – к примеру, не задавать прямых вопросов, но бывали и исключения. Как вот сейчас: фейри попался в людскую ловушку и люди получили над ним власть, а значит, могли задавать какие угодно вопросы и имели право получить правильные ответы.
– Нет-нет… Обычный договор, как водится… Малыш Якоб работает, вкусности разные делает, а Малышу золотко дают, – гроссеназен поправил свою шляпку-котелок, приосанился. – Все было честно, пока Малыш с отцом хозяина дело имел. Его трактир доход давал хороший, и Малыш Якоб частенько в день получал золотко. По договору сказано – если в день на золотую монетку набегает, то хозяин эту монетку Малышу отдает. Одну монеточку в один денек!!! А что сверх того получалось, то хозяин себе забирает. И так шло десять лет и еще три года, а потом старый хозяин умер, и завещал договор своему сыну. А сын приехал в Фарталью и Малыша сюда привез.
Паладины переглянулись, и Анэсти медленно проговорил:
– Кажется, я понял, в чем суть. Скажи, Малыш Якоб: сколько ты уже получил золотых монет по договору?
Гроссеназен полез в кармашек своей пестрой жилетки, вынул оттуда плоскую бирочку с насечками, сосчитал их, шевеля большими губами, и сказал: