Невеселые мысли старого паладина прервали тихие шаги двух женщин, поднявшихся на асотею. Еще не обернувшись, он уже знал, что это Мартина и Моника, одна из девушек Микаэло. Моника сеньору Мануэло нравилась: она была умной, сметливой и ответственной. И доброй. В этом она очень походила на Мартину.
– Вечер добрый, сеньор Мануэло, – поприветствовала его Моника. В руках у нее был большой шерстяной плед. – Прохладно стало, ветер сырой. Я вам укрыться принесла. А то, может, вниз спуститесь? В гостиной уж камин разожгли.
– Спасибо, Моника, я до ужина тут посижу. Благодарю за плед.
Она развернула плед и накрыла его. Мартина, чуть сдвинув корзинку с бумагами, поставила на столик поднос с чайником, чашкой и блюдцем с куском яблочного пирога.
– Перекусите хоть маленько, – сказала она. – И чай обязательно выпейте, там настой и от ревматизма, и от сердцебиения излишнего.
– Спасибо, – он отложил мундштук, погасив палочку, взял чашку. – Не повредит.
Мартина придвинула табуретку, села рядом, явно не собираясь уходить. Моника же спустилась вниз. Подождав, пока она скроется на лестнице, Мартина сказала:
– Что-то вы, сеньор, загрустили.
– А чего мне веселиться, Мартина? Стар я уже, болезни одолевают. Скоро придется даже с секретарской должности уйти, мундир снять, меч на стену повесить. И что я тогда делать буду? Скукота же…
Она взяла его левую руку, провела подушечками пальцев по мозолям ладони, ощупала пальцы:
– Скажете тоже – стар, болезни… Для паладина это не такой уж и большой возраст. Рука ваша до сих пор крепкая и сильная, жилы и кости в порядке. И все остальное в общем-то тоже. Нет уж, ваша грусть от другого проистекает, я же вижу.
Руку он у нее забирать не стал, и она продолжала легонько массировать кисть. От этого по руке вверх разливалось приятное тепло, порожденное как природным талантом Мартины к целительству, так и ее особенной силой, дарованной Матери своей посвященной.
– Эх, Мартина. Молода ты еще, и многого не понимаешь, – он допил чай и поставил чашку на столик. Мартина взяла его правую руку и точно так же стала ощупывать и поглаживать.
– Молода, это верно, – улыбнулась она. – Но уж не глупа, хвала богам. Вы думаете, что никому не нужны, что вас скоро на покой попросят, что впереди только тоска и ожидание смерти. А это неправда, вот как есть неправда, сеньор Мануэло. Во-первых, вас в Коруньясской канцелярии все слушаются, даже лейтенант без вашего одобрения важных решений не принимает, это я знаю точно. Опыт у вас богатый, память хорошая, так что быть вам секретарем еще долго, да и выезды на вашу долю тоже достанутся. Конечно, не как в прежние годы, но всё же. Вон, слыхала я, как вы с паладином Карлесом Туриби заморскую чупакабру поймали. Дон Мендоса, говорят, у маэстро Джильберто, что из Рупита, даже картину про это заказал.