– Я бы удивился, если бы не поползли, – хмыкнул паладин и снова хлебнул чая. – Слухи хоть чем-то подтверждались, или пустая болтовня?
– Ну как тебе сказать… Тибо, лакей Рьеры, говорил, что она молится по книжке, не по-нашему писанной. Тибо любопытства ради в эту книжку заглядывал – а там только некоторые буквы знакомые. На обложке акант изображен, Тибо болтал – будто для отвода глаз, а на самом деле там молитвы языческие. Я-то знаю, что мартиниканский алфавит сильно от нашего отличается, потому как его специально под тамошние языки придумывали. Но многие поверили.
– В этой глуши и ингарийские книги бы за языческие сошли, – Мануэло допил чай и отставил чашку на столик. – Тибо, небось, даже по-фартальски с трудом объясняется, а?
Донья кивнула:
– Точно. Агнесса же почему еще сальмийский учить стала – чтоб со своими людьми объясняться, в долине Рьера вообще мало кто пристойно по-фартальски говорит, особенно из тех, кому больше сорока. А что касается слухов и колдовства – в основном глупая болтовня. К примеру, экономка говорила, что Агнессе ее мартиниканская кухарка каждое утро какой-то адский напиток делает, экономка попробовала – чуть не померла.
– Еще бы. Мартиниканская кухня – она такая, м-м-м, специфическая, – ухмыльнулся Мануэло. – Шоколад с перцем, наверное, варили, что ж еще. Берут какао-бобы сухие, толкут в ступке с красным перцем, потом заливают кипятком, и дикий мед добавляют. Страшная вещь, у непривычного человека от одного глотка глаза на лоб полезут. И, Элинора, поверь – у них там вся еда такая. Я ведь когда в столице служил, интереса ради пробовал, есть там их траттории... А что еще болтали?
– В основном про адскую еду и странные книжки, но не только. Где-то через неделю, как Агнесса в Кастель Рьера поселилась, пропала кошка Розальи, ее экономки. Та везде искала – нет как нет. Кошка-то у нее необычная, кьянталусской бесшерстной породы, знаешь такую?
– Угу, видел, на чертей похожие, – хмыкнул Мануэло. – Мода на них нынче пошла. Дон Мендоса такую для своей Ниньи завел, отвалил двести реалов.
– Вот, а Розалье такую кошку дочка подарила, тоже больших денег стоила. И вот пропала кошка. Что любопытно – вряд ли сбежала, ее, как говорили, из дома пинками не выгнать было, очень пугливая. Но пропала с концами. Нигде не нашли, и потом, когда Розалья в траттории на пропажу пожаловалась, кто-то возьми и ляпни, будто госпожа эту кошку тайно в жертву принесла. Ну и пошел этот слух гулять. Как вышел за пределы домена Рьера, так сразу воздыхателей у Агнессы поубавилось, и сильно. И в гости соседи ездить перестали, кроме Сесила Энборсадо, внука дона Ольеро, моей Элены и доминского сына Понсо Лульо – ну эти, как ты понимаешь, с сердечными планами. И я еще к ней наведывалась, посмотреть на нее да понять попробовать, есть ли хоть доля правды в слухах.
– А касательно сердечных планов – кто больше других преуспел? – Мануэло достал из кармана мундштук и палочницу.
Донья Элинора усмехнулась:
– Пока что только Элена. Очень уж ей Агнесса понравилась, не только своей необычностью, а и сама по себе, так что Элена еще тогда, после первого визита к ней, сказала – мол, в лепешку разобьюсь, а с ней закрутить попробую. И закрутила. Ты ж ее знаешь – она упрямая и настойчивая, если ей чего надо, своего добьется, особенно в любовном плане. В этом-то она настоящая сальмиянка, что ни говори… Элена, кстати, сказала, что донья Агнесса от ее ухаживаний не шарахалась, как некоторые наши, наоборот, очень благосклонно восприняла. Даже странно, я ведь слыхала, что в Мартинике любовь к своему полу не одобряют, а в старые времена таких даже в жертву приносили.