Едва успели сделать, что он сказал, как в гостиную вбежала экономка, а за ней – молодая женщина, невысокая, но крепкая, одетая в сальмийские женские шаровары и жакет по фартальской моде. В руке у нее был объемистый лекарский чемоданчик.
Элена тут же встала у двери, но ни лекарка, ни экономка этого не заметили. Лекарка подбежала к паладину:
– Кто его на диван положил? Надеюсь, он не сам? Не вставал? – зачастила она.
Донья Элинора ответила:
– Мы сами перетащили. На полу-то неудобно, да и холодно. Мы осторожно, как могли.
Лекарка опустилась на колени у диванчика, раскрыла чемодан и вынула стетоскоп… но когда она протянула руку, чтобы расстегнуть паладинский мундир, Мануэло крепко ее за эту руку сжал:
– Тихо! – и он посмотрел ей в глаза особенным взглядом, от которого у лекарки аж в голове помутилось. – Сиди спокойно.
Она только вяло кивнула. Экономка открыла было рот, но паладин и на нее посмотрел тем же взглядом, и у экономки Розальи подкосились ноги, она села на пуфик, который ей вовремя пододвинула Элена.
– Итак, пока мы ждем учителя, донья Агнесса, позвольте представить вам вашу единокровную тетушку Ирэну, бастардессу старого дона Рьеры, – сказал паладин, садясь на диване и кладя руку на плечо лекарки. Та только всхлипнула, не в силах что-либо сказать – так глубоко воздействовал на нее Мануэло.
– О, – только и сказала донья Элинора.
Агнесса подошла не к Ирэне, а к экономке и с укором посмотрела на нее:
– Вы знали? Как же так… Вы знали. И распускали слухи, будто я колдунья и язычница. Будто я вашу кошку убила… Вы это делали… Делали ради того, чтобы ваша дочь сама стала доньей? Но ведь у нее и без того права больше моих, если вы могли доказать ее происхождение – почему не сделали это сразу после смерти старого дона?
Розалья открыла рот, но не смогла и слова выдавить. Мануэло глянул на нее:
– Говори.
Она икнула, моргнула:
– Я… простите, донья… я не уверена сама была. Ну… дон Рьера меня соблазнил, когда я уж помолвлена была, так что я и не думала, что Ирэна – от него. Я не знала точно, богами клянусь!!! И не говорила никому, пусть меня гром на месте поразит, ежели вру!
Агнесса растерянно повернулась к паладину. Тот кивнул:
– Она правду говорит. Не говорила и не была уверена. Вижу, что Ирэна вообще об этом не знала.
– Но кто-то узнал. Кто? И как? – донья Элинора задумчиво посмотрела на плачущую экономку и на перепуганную и изумленную этакой новостью лекарку.
Паладин показал платок со следами крови:
– Магия крови. Ведь ею может заниматься любой, магический дар не нужен… совесть, впрочем, тоже. Кто-то подозревал. Слухи ходили. Ведь ходили же?
Экономка всхлипнула:
– Ходили… и как же они мне жизнь попортили. Мой-то дурак ревнивый был, ох как он меня отлупил, когда этот слух проклятый впервые услыхал… И это за слух только! А если б я заявить решила или хотя бы проверить – то вообще убил бы… и сам бы, дурак, на виселицу за это пошел… Старый дон, наверное, тоже догадывался… на учебу Ирэнину ведь он денег дал.
Тут в дверь постучали, и в гостиную вошел молодой человек лет тридцати, одетый в чиновничий синий камзол министерства образования. И он был не чистый сальмиец, ни у одного сальмийца нет такой кожи цвета слоновой кости и таких темных вьющихся волос вкупе с таким выдающимся носом. Салабриец, по крайней мере наполовину.
– Вечер добрый, благородные сеньоры, донья Агнесса… Мне сказали, у гостя удар и он на старой талле вдруг заговорил, – учитель еще не заметил, что гость сидит на диване и на человека, которого хватил удар четверть часа назад, не похож.
А Элена быстро заперла двери и еще и подперла их спиной. Паладин же встал с диванчика и вышел на середину гостиной. Поднял повыше окровавленный платок:
– А вот и убийца.
Учитель глянул на него, пошел красными пятнами, но все-таки он еще владел собой:
– Что? Это что, шутка такая?
– Какие тут шутки, когда у нас четыре трупа и попытка покушения, и всё это магией крови сделано? – даже как-то грустно сказал паладин и сжал в кулаке платок.
Учитель вдруг схватился за горло, пошатнулся, но все-таки развернулся к двери, попытался оттолкнуть Элену. Но та без затей двинула ему кулаком в челюсть, он и свалился на ковер.
– Лучано Грациани, ты обвиняешься в незаконном применении магии крови, в убийстве четверых человек, в подчинении благой фейри магией крови и в попытке убить сеньориту Элену Арсе. А также в похищении и порче личного имущества сеньоры Розальи в виде ее лысой кьянталусской кошки, – сказал паладин, подойдя к салабрийцу и ногой перевернув его на спину. – Предупреждая твои возмущения, скажу сразу: я, старший паладин Мануэло Дельгадо, облечен помимо прочего Правом Наказания и Правом Суда. Ты понимаешь, что это значит? Вижу, понимаешь. Это хорошо. Сейчас тебя посадят в погреб, а завтра отвезут в Коруньясское отделение Коллегии Святой Инквизиции, где и решат, каким судом тебя судить и к какому наказанию приговорить. Если ты попытаешься сбежать или причинить кому-нибудь вред, я вынужден буду применить Право Наказания и Право Суда. Убивать я тебя не стану – хочу, чтобы ты ответил по закону. Но, к примеру, подрезать тебе сухожилия на ногах вполне могу. Или что-нибудь еще очень неприятное сделать, фантазия у меня богатая и опыт тоже имеется немалый. Ты понимаешь?