Джудо неожиданно для себя покраснел, закрыл денники меринов и отодвинул засов на двери конюшни:
– Ты можешь выйти когда тебе захочется, только пределы сада не покидай, здесь ты под защитой Матери, и никто неблагой не пройдет сквозь Завесу на этой земле.
Калаэр кивнула, вышла из денника и медленно, неуверенно переступая и прихрамывая на левую переднюю ногу, покинула конюшню. Джудо налил меринам воды, добавил сена, овса и яблок в кормушки:
– Это она, хм, правильно. Представляю удивление Жолиана, если бы он нашел завтра здесь кучку радужного навоза.
Маринья хихикнула:
– Да уж, – она посерьезнела. – Пойдем, наверное, спать ляжем. Завтра нам в Фейриё… И, пожалуй, и правда сразу пойдем к нашим. Ох, чую, дедушка будет недоволен…
– Наверняка, – кивнул паладин. – Моя бабка так уж точно, а уж князь-то... Но в помощи мальчишке не откажут, и не только из-за обязательств, у них и самих немалый зуб на Бруэх. Однако как бы нам так пробраться в холмы Фьюиль, чтоб при том нас не застукали Бруэх по дороге? Места кровавых сидов далеко отсюда даже по меркам Фейриё…
– Надеюсь, что Калаэр к утру оправится достаточно, чтобы сплести для нас короткий путь, – вздохнула Маринья. – Но все равно надо быть готовыми ко всему. И выспаться… Вместе, – уточнила она, заметив, как блеснули глаза Джудо.
Наскоро помывшись, они поднялись на второй этаж и зашли в комнату Мариньи, где разделись догола и забрались под стеганые одеяла и пледы, обнялись, прижавшись друг к другу. Горячая ладонь Джудо скользнула вдоль спины Мариньи, ухватилась за ягодицу, легонько сжалась. Маринья обхватила его за плечи и повернулась на спину, не давая ему подняться, хоть он и попытался – привык, что обычно женщины ему попадаются намного меньше него. И он лег на нее, целуя ее губы, лицо и шею, чувствуя ее силу и желание острее, чем раньше. Ощущение слияния, которое он испытал с ней в самый первый раз тогда, в фейском саду, повторилось, и на этот раз он уловил и то, что их собственная сила кровавых сидов от этого удвоилась. Маринья не зря предложила провести ночь вместе перед походом в Фейриё.
Они оба заснули, как только ослабили объятия.
Утром встали еще до рассвета, быстро поели и накормили маленького сида, потом Джудо написал записку для Иньез, в которой коротко обрисовал ситуацию. Туника Аодаха, которую Маринья вечером постирала, успела высохнуть у печки, и он переоделся в нее. На всякий случай Маринья взяла торбу с лепешками, пряниками и яблоками, а Джудо сунул в широкий карман сальмийского зимнего кафтана моток бельевой веревки. Потом они вышли. Калаэр уже ждала их во дворе, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, но пришлось подождать еще немного, пока Джудо запрет конюшню.
– Идемте же, скорее, – сказала единорожица, когда наконец все подошли к ней и Джудо подсадил Аодаха ей на спину. – Я чую… чую за пределами этого сада Бруэх. Они подстерегают нас.
– И их ждет большой сюрприз, – нехорошо усмехнулся Джудо. – Верно, Маринья?
Та кивнула, погладив рукоятку кнута. Маринья не была беллатрисой, но отлично умела управляться со всяким оружием, просто в Каса ду Манзанья ничего подходящего для нее не нашлось, кроме кнута в конюшне и большого ножа в кухне. Кончик кнута был оплетен железной проволокой – отличная штука против темных альвов. Сам Джудо ничего, кроме своего меча и баселарда, брать не стал.
Они вышли из сада через заднюю калитку, и тут же почуяли движение Завесы.
– Они идут, – прошептал Аодах, вцепившись в гриву Калаэр.
– Не бойся, – Маринья погладила его по плечу. – Держитесь позади нас.
Завеса дрогнула, разорвалась, и на дорогу выскочили восемь альвов в черном верхом на конях-марах. Волосы и глаза у них были черными, а кожа – почти белой. Четверо – полукровки, остальные – чистокровные Бруэх. Их предводительница, невысокая по меркам альвов девица в серебряной с чернью короне в виде остроконечной шапочки, оскалила острые зубы:
– Людишки! Людишки посмели перейти дорогу Бруэх!!! Ах-ха, людишки, отдайте нам сидского мальчишку, и уйдете живыми!
Она не разглядела в Маринье и Джудо сидскую кровь – и неудивительно. Оба отлично умели маскироваться. Маринья улыбнулась, развернула кнут:
– Идите и возьмите, сучьи дети!
Альва сощурила чернющие глаза:
– Да как ты смеешь, людская девка, оскорблять Бруэх?
Вместо ответа Маринья махнула кнутом, раздался громкий щелчок, и мары пронзительно заржали, попятились назад. Недаром в Сальме издавна щелчками кнутов отгоняли мар, кэльпи и прочих конеподобных неблагих фейри.