Дождь.
Это шумел дождь!
А она отправила плащи.
Люся в растерянности так долго палила курицу, что она получилась копченая.
И тут с хохотом прибежали изрядно промокшие Костя с Николкой.
12
Кончился день, а дождь не думал кончаться. Он лил равномерно, неутомимо, стучал по крыше, барабанил по стеклам, стекал по веткам деревьев, пузырями подпрыгивал в лужах. Шумел дождь, и шумело море, и казалось, что это длится уже много дней и ночей, а солнце на ясном небе, сухой песок и спокойная синь морская — все это было давным-давно.
Вечером Люся ничего не сказала Косте про посылку, только держалась молчаливее обычного и рано легла спать. Костя приписал ее хмурое настроение дурной погоде. За обедом он неумеренно хвалил Люсино кулинарное искусство, но она оборвала его:
— Брось ты! Никакого не надо искусства, чтобы сварить курицу.
— Ну, чего ты дуешься? — сказал Костя. — Не будет же он лить вечно. И вообще глупо сердиться на дождь.
— Я не сержусь, отстань, — отбрыкнулась Люся.
— Мама, можно я побегаю босиком под дождем? — спросил Николка.
— Нельзя, — сказала мама. — Будем спать.
— Еще не темно, — захныкал Николка. — И я не хочу спать.
— Не хочешь, а будешь! — заявила Люся.
Кстати было бы Николке припомнить басню дедушки Крылова насчет того, что у сильного всегда бессильный виноват. Но он еще не знал этой басни. А Люся не сравнивала свои слова и поступки с поведением басенных героев: сильные этого не делают, считая, что сама власть вполне возмещает в иных действиях недостаток логичности.
И хнычущий Николка был водворен на свою раскладушку. Костя лег добровольно. Он охотно бы поболтал с Люсей или хотя бы поиграл в карты, но она сказала:
— Под дождь хорошо спится.
И быстренько притворилась спящей.
Костя, разумеется, знал, что она притворяется, но не стал препятствовать. Может, ей хочется просто послушать дождик и подумать о чем-то своем. Костя придерживался того редкого ныне мнения, что и в браке у человека должно оставаться хотя бы пять процентов личной свободы.
Люся надеялась, что к утру дождь перестанет. Она несколько раз просыпалась ночью и прислушивалась — не перестал ли. Где там. Под утро стало окончательно ясно, что он зарядил всерьез.
Люся смотрела через окно, по которому обильно текли дождевые струи, на безрадостный серый рассвет и терзала себя самыми жесткими упреками. Почему она такая бестолковая? Все делает наоборот, неразумно, нелепо, глупо! Набила чемодан бесполезными вещами, а потом отправила домой плащи как раз перед ненастьем. Купила этот дурацкий ящик для яблок. И еще гордилась, балда этакая!
Люся едва не застонала от досады, вспомнив, как она свернула все плащи один за одним, потом завернула их в простыни и всунула в наспех сшитый мешок для посылки. Теперь они в багажном вагоне едут в Москву. А здесь хлещет дождь. И к завтраку нет ни куска хлеба.
Эта новая неприятность подняла Люсю с постели. Она старалась встать тихо, чтобы не разбудить Костю, но скрипучая кровать (в Джубге, наверно, все кровати были скрипучие) предательски выдала намеренье своей временной хозяйки. А может, даже Костя проснулся и не от скрипа: больше полсуток в постели провел — куда же еще спать?
Вставать он не спешил. Закурил, закинул руку за голову и наблюдал, как Люся одевается. Она торопилась, либо нервничала — Костя сразу не мог понять. Вывернув руки назад, долго не могла застегнуть лифчик, потом платье напялила задом наперед, принялась раздраженно его стаскивать и увязла.
— Торопишься захватить на пляже лучшее место? — поинтересовался Костя.
Люся дернула платье, оно жалобно затрещало по швам, но Люся высвободилась. У нее было красное сердитое лицо, нимало не расположенное к шуткам.
— У тебя игривое настроение? — спросила она.
Люся взяла пляжную сумку (сумка не промокаемая, можно хлеб донести сухим), положила в нее кошелек, стала повязывать перед зеркалом платок.
— Далеко собралась? — спросил Костя.
— За хлебом.
— Надень плащ.
Люся покончила с платком, направилась к двери, не отреагировав на Костин совет.
— Люся! — окликнул он настойчиво.
Она обернулась.
— Ну?
— Почему ты идешь без плаща?
— Иду и все, что ты привязался…
— Люся!
Тогда она, прямо глядя ему в лицо, очень спокойно объяснила: