Позиция гонимого священника, в которой всегда находился отец Александр, привлекала к нему также многих антисоветски настроенных людей. Они приходили к батюшке, ожидая увидеть в нём одного из лидеров оппозиции, а встречали человека, который говорил с ними о добросовестном труде на своём «советском» месте, о высокой профессиональной ответственности христиан. Батюшка объяснял им простые вещи: человек морально деградирует, если плохо работает. И это в то время, когда «хорошим тоном» среди православных считалось бросить свою основную профессию и уйти в сторожа какого‑либо храма.
Таким людям взгляды батюшки представлялись конформизмом, даже предательством. Но о какой христианской ответственности можно было говорить с теми, кто считал добродетелью халтуру на своей основной работе? Когда такие члены Церкви противопоставляли себя окружающим, они показывали им отвратительный пример якобы «христианского» поведения, идущего наперекор сути Священного Писания (вспомним слова апостола Павла, что человек должен трудиться, а не суетиться (2 Фес 3.10–11)).
Отец Александр говорил, что неудовлетворённость некоторых лиц существующим порядком не оправдывает неисполнение ими того долга, который они обязаны выполнять, имея в виду родительский, профессиональный, человеческий долг.
Батюшка считал важным для христиан не отгораживаться от повседневной жизни советского человека, от его культурной среды, а усваивать имеющиеся крупицы добра. Сам он смотрел телевизионные передачи, советские фильмы (некоторые из которых ему очень нравились), читал газеты и произведения советских писателей, — и всегда, везде старался найти что‑то положительное, позитивное, то, что могло бы стать основой для дальнейшего диалога.
Батюшка не делил мир, в котором жил, на чёрное и белое. Мол, в Церкви исключительно святые, а в миру одни негодяи. Здравомыслие и жизненный опыт наглядно показывали, что и в Церкви много грешников, а, с другой стороны, даже в таком мрачном и подлом месте, как КГБ, находились люди, способные творить добро (один из тех, кто его допрашивал в КГБ, потом у него же и крестился).
К тому же отец Александр не считал политические вопросы самыми насущными в жизни Церкви. Некоторым его прихожанам казалось, что главная наша проблема — политическая несвобода, которой нет на Западе, но которая «зажимала» нас. Но батюшка говорил, что свобода и несвобода — внутри человека. А утверждение, что западные люди все внутренне свободны (откуда же тогда столько неврозов, такой разгул наркомании и самоубийств?), а советские — нет, это миф.
«В тесноте Ты давал мне простор, когда я взываю, услышь меня, Боже правды моей», — говорится в 4 псалме. Те, кто видит причину церковных неудач в политическом строе, по сути заменяют духовную работу поиском внешних врагов Православия. «То, что внешние вещи оказываются сильнее, — писал отец Александр, — является свидетельством незрелости мирового христианства».
Одни видят врагов в католиках, евреях, либеральных православных, в тех, кто читает Евангелие на русском, а не на церковнославянском языке, другие — в коммунистах и атеистах. На самом же деле только мы сами делаем себя несвободными. Поэтому батюшка считал, в частности, что для обретения истинного чувства свободы совершенно бессмысленно эмигрировать. Он говорил: «Христианин должен бурить землю на месте, на котором поставлен Богом». Внутреннюю свободу мы можем обрести уже здесь, сегодня, для этого нужна только настоящая «метанойя» (обращение). А эмиграция создаёт лишь новые проблемы — материальные, языковые и прочие.
Батюшка хотел видеть нас свободными не от обязанностей, а от сознания советской «коллективной среды», чтобы нас не тянуло в сказочные заграницы, и мы ощущали себя счастливыми на своей Родине. Он знал, что это счастье возможно только рядом с Иисусом. И ставил себе задачу — создать своим прихожанам условия для встречи с Христом, помочь каждому реализовать себя во всей полноте, не теряя драгоценного времени на адаптацию к непривычным условиям жизни.
Он, действительно, необыкновенно ценил время. В домике при Церкви на стене висели часы, на столе стояли подаренные кем‑то японские часы–приёмник; когда он стал настоятелем, электронные часы появились даже в алтаре. Он часто вспоминал слова известной советской песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь» — и учил нас ценить этот миг, не тратить время попусту.