Выбрать главу

Что стоит за этим? За всем этим стоит жертва Христа, завершение святыми и мучениками в своей жизни продолжающегося Воплощения… Выходя из музея Шарля де Фуко, батюшка, я думаю, размышлял о чуде воскресения Западного христианства. Семя, упавшее в землю, принесло много плода. Возможно, на похоронах матушки Магдалены он молился о том, чтобы и в России произошло возрождение Церкви …

И не просто так эта тайна открылась отцу Александру в Риме. Именно здесь погиб апостол Петр, обновляя жертву Христа, чтобы город этот стал оплотом христианской веры, чтобы здесь расцвела Церковь. И когда отец Александр вернулся в Россию, время стало для него близко и коротко. Можно сказать, что с момента возвращения отец Александр стал работать ещё более интенсивно.

Он и раньше не тратил времени на себя, даже когда это было крайне необходимо, а теперь, как справедливо вспоминал Ив Аман, «казалось, им владела мысль, что ему предоставлена незаменимая возможность передать людям Евангельское Слово, что его время сочтено и что он не должен терять ни минуты».

Незадолго до поездки батюшка поскользнулся и повредил руку, но упорно отказывался её лечить, т. к. на это нужно было время. И каждую Литургию Он служил с постоянной болью в руке. Во время Причастия, когда ему приходилось поднимать лжицу раз сто — сто пятьдесят, с его лба фадом катился пот; я видел, как он превозмогает себя в каждом движении.

Но, по его собственным словам, сил у него в это время было намного больше, чем в молодости, вопреки всем физическим законам. Чем больше он работал, тем больше в нём было этой благодатной силы. Так нарастало в батюшке действие Духа Божия. Воистину, последний год он шёл за Христом во всём.

Я думаю теперь, что он знал о своей близкой участи, знал так же, как в детстве знал о своём будущем священстве, как знал о том, какие книги он напишет. То, что отец Александр чувствовал свою скорую смерть, ясно из одной беседы, состоявшейся в 1988 году в доме у наших общих друзей. Он говорил тогда: «Только подумать, сейчас на носу 2000 год. Так исторически сложилось — 12 лет и все. Но к тому времени мы все станем значительно старше. Значительно, по существу… (очень длинная пауза, и сразу прервался) ВСЕ!».

В той же беседе батюшка мрачно пошутил: «Если мне отрежут руку, я буду ходить с культёй и служить, а если мне отрежут голову, то у меня уже будет меньше шансов служить». И далее, без перехода, с сожалением заметил: «Когда мы умрём, все‑таки, мы не будем людьми, что‑то тут такое не то — развоплощённые существа. Это ведь не то, что Бог задумал — развоплощенные… Мы чаем воскресения мёртвых и жизни будущего века».

Он говорил в том разговоре, как напряжённо надо прожить эту жизнь, предвидя очень трудные годы. Он как бы летел навстречу всем ветрам; проводя параллель, он напоминал, что Господь проповедовал всего три года, остальное время была подготовка. И батюшка открыто проповедовал ровно столько же — с конца 87–го года до середины 90–го. Для него опыт Господа был очень важен; он свидетельствовал, как много можно успеть за короткий срок.

Я помню последний разговор с батюшкой, когда он хотел укрепить мою волю, подготовить меня. Он вдруг стал говорить о моём будущем, предсказывал необыкновенно интересную работу, а у меня сердце сжималось от тоски, и я не смел уточнить, как это будет. Потому что в нарисованной им перспективе у меня был свой путь, и его рядом не было…

Он ничего не сказал о своей близкой смерти. Видимо, не хотел расстраивать; да и что бы он мог услышать от нас в ответ кроме: «Да не будет этого с Тобой, Господи» (Мф 16. 22).

Сейчас мы живём надеждой, что эта разлука временная. В книге «Сын Человеческий» батюшка писал: «Ученики не должны унывать, расставаясь с Христом. Он вернётся к ним. “Истинно, истинно говорю вам: вы будете плакать и рыдать, а мир будет радоваться. Вы печальны будете, но печаль ваша в радость обратится…”»

Источник нашей надежды — это тайна христианства, потому что всегда, «рождение Церкви, рождение христианства — это есть рождение в безнадёжности, рождение в отчаянии, рождение в тот момент, когда все человеческие возможности потерпели полное фиаско».

Прославляя мучеников, мы часто говорим, что они умерли за веру. Но Христос умер не за веру, а за людей, за спасение каждого. Это наивысшая евангельская жертва. В нашем жестоком, бесчеловечном веке — это смерть Максимилиана