Читатель, следующий за автором по ступеням духовного развития человечества, начинает глубже понимать и само христианство, ибо получает «возможность по–новому взглянуть на Евангелие, увидеть его в широкой мировой перспективе».
В результате такого «посвящения» история религии представляется уже «не скопищем заблуждений, а потоками рек и ручьёв, несущих свои воды в океан Нового Завета».
Другой способ, которым пользуется автор, чтобы помочь читателю прикоснуться к исследуемой древней культуре — приобщение к её литературному наследию. На страницах шеститомника встречаются выдержки из литературных произведений древнего Шумера и Египта, шедевры Китайской поэзии и буддистские супы и, конечно, обильные цитаты из Библии.
При этом отец Александр хорошо понимал, что нельзя оставлять читателя один на один с миром незнакомых символов и метафор, пусть формально и переведённых на русский язык. Используя весь аппарат современной научной экзегезы и одновременно старательно уходя от наукообразного языка, автор помогает преодолеть все барьеры непонимания и делает древние тексты интересными и близкими.
Если мы к тому же обратим внимание на подробнейшую библиографию к каждому тому, то нам станет ясен и ещё один замысел отца Александра: посвятив читателя в язык древних культур, приоткрыть ему мир духовных и литературных первоисточников. Это особенно важно в такие времена, как сегодня, когда многие обращаются к второсортной оккультной и теософской литературе, которая, по мнению отца Александра, чаще всего опошляет и извращает идеи великих учителей древности.
Чтобы помочь своему читателю, отец Александр пользуется и письменными памятниками, и данными археологической науки, благодаря которой мы можем теперь в деталях знать особенности древнего быта… На неоспоримое преимущество такого «научно–критического исследования исторической человеческой оболочки» указывал протопресвитер Алексей Князев в своём предисловии к шестому тому «На пороге Нового Завета». Он писал, что «благодаря открытиям в области истории, философии, палеографии, других вспомогательных наук в области исагогики, мы приведены к возможности ещё ближе, полнее и подробнее видеть действие открывающего Себя Бога человечеству и устрояющего его спасение» [242]. Алексей Князев — один из немногих современных православных учёных, кто сразу одобрил замысел отца Александра и кто призывал благословение на его труд…
Этот экскурс в методы отца Александра будет неполным, если не сказать о литературном стиле и языке, которым это огромное произведение написано. Мне навсегда запомнятся первые впечатления от чтения этих прекрасно оформленных, с таким трудом доставленных из‑за границы книг: это было чувство наслаждения. Охватывал восторг от сочетания глубочайшей мысли с поэтической метафоричностью, кристальной ясностью изложения, динамичностью повествования и даже некоторой лапидарностью. Можно вспомнить и слова самого автора, который писал, что задумал своё повествование в духе повести или даже поэмы.
То, что книги отца Александра не пособие и не учебник, а прежде всего высокохудожественное литературное произведение, надо иметь в виду при подготовке их переводов на другие языки, но не менее важно учитывать всем издателям то, как щепетильно относился автор к оформлению книг шеститомника. Он считал абсолютно необходимым, чтобы эти книги были снабжены богатым иллюстративным материалом, отражающим культуру соответствующей цивилизации или эпохи.
Шеститомная «История религии» была закончена к концу 70–х годов. Но, на самом деле, томов, в которых автор хотел рассказать о путях Божественного Домостроительства,
N
могло бы быть пять, потому что именно в пяти книгах рассказывается о различных религиях и о религиозном восхождении человечества к Евангельскому Откровению. Однако понадобилась ещё одна книга, первый том — «Истоки религии», который сам отец Александр называл введением ко всем остальным книгам.