В отношениях между собой все поместные Церкви могут сохранять полную самобытность и индивидуальность. Но уникальность своих дарований конфессии должны рассматривать прежде всего как повод послужить друг другу по мере личных возможностей.
Есть высшая добродетель в том, чтобы помогать кому‑то, не требуя в ответ ассимиляции и подчинения. Такова настоящая любовь супругов, при которой сохраняется уважение друг к другу и свобода каждого. Из такого же уважения должно развиваться гармоничное «соцветие Церквей».
«Человечество замыслено как Церковь, — говорил отец Александр, — т. е. как некое органическое единство индивидуумов. Такое единство, которое не гасит ценности личности и индивидуального сознания. Напротив, высший взлёт человека всегда есть взлёт индивидуума».
По мере развития любой нации стадное, коллективистское чувство уменьшается, а индивидуальное начало и чувство собственного достоинства возрастает. Также и в постижении религиозного смысла жизни человечество проходит несколько этапов. И если вначале люди видят своё призвание в исполнении гражданских обязанностей, то потом такой взгляд перестаёт их удовлетворять. Обретая самого себя, человек все чаще задумывается над своей судьбой и её значением: откуда он пришёл, для чего живёт, куда идёт, что его ждёт после смерти. Вот вопросы, которые рождают новое мироощущение индивидуума.
Развитие протестантизма в России, как и во всём мире, свидетельствует об углублении индивидуального характера веры, о переходе от языческого патриархального коллективизма к ощущению Бога как личностного Начала. И далее — к интимному любящему сотворчеству с Господом каждого человека и к личной ответственности за Евангельское благовестие.
Масса, толпа, несёт в себе демонической заряд, через который зло разрушающе действует на все доброе, на все творческое. Некоторым кажется, что ради интересов коллектива можно пожертвовать свободой отдельного индивидуума. Но любое ограничение свободы, даже с наилучшими побуждениями, оборачивается ГУЛАГом.
К. Льюис удачно подметил, что стремление составить из людей вечно повторяющийся орнамент, обезличив таким образом человека, имеет сатанинское происхождение [146]. Люди — не бессмысленные узоры, а индивидуальности; дифференциация, различия дарований — божественный дар и благо миру.
«Именно благодаря этой неравномерности, — говорил батюшка, — становится возможной тесная органическая солидарность и взаимосвязь между людьми. В живом организме специализация, взаимодополняемость и координация частей есть признак высокоразвитой структуры. Человечество не только как идея, но и как реальность есть единый организм. От самого своего рождения люди нуждаются друг в друге, нуждаются в тех, кто их воспитывает, учит…»
Различия между людьми — это возможность сделать их более открытыми друг другу. Подобные размышления позволили отцу Александру прийти к радикальному выводу: «Неравенство между людьми — это великий дар Бога: если один имеет одно, то он может дать другому… если оглядеться, то увидишь, сколько людей кругом нуждаются в тебе словом, делом и так далее».
Г. Честертон писал: «Христианин рад, что Бог разбил мир на кусочки, раз эти кусочки живые… христианин видит в личности высший замысел Бога» [147]. Неуважение к частному, чужому, к индивидуальности и её свободе — это знак непринятого Воплощения, отрицания Божественной любви к каждому.
Чтобы возродить христианство в России, сегодня необходимо развивать и углублять индивидуальное начало и личную ответственность верующих. В приходе отца Александра такому развитию способствовали «малые группы» — небольшие общины, где вера должна была прибрести личностный, а не массовый, храмовый характер. Таким образом батюшка пытался внести свою лепту в изменение церковного сознания от коллективного к личностному, создающему условия для прорастания христианского персонализма.
Лишь по мере осознания своей индивидуальности, по мере углубления личных отношений с Богом происходит выход за рамки той среды (включая национальную), с которой ассоциирует своё «Я» человек, недостаточно проявленный, недостаточно воплощённый.
11
Существование Православия, как и любой другой Церкви, в огромной степени зависит от жизнеспособности народа, потому что Церковь есть богочеловеческий организм. Мы знаем из истории, что на протяжении 2 тысяч лет многократно гибли самые выдающиеся и сильные Церкви. И у нас не должно быть иллюзий, что Россию почему‑то Бог предпочтёт, и с ней не случится того, что случилось с Израилем, с Византией, с Александрией и другими.
Жизнь Русской Православной Церкви подчиняется общим для всех нравственно–историческим законам. Но, когда речь идёт о Вселенской Церкви, мы видим, что всегда в том или другом месте вспыхивает огонёк Святого Духа, дающий христианам жизнь с избытком.
Церковь локальная, обособившаяся от других, действительно рискует в результате ошибок и заблуждений оказаться без Источника жизни и прийти к упадку. Но в рамках Вселенской Церкви, в содружестве и взаимопомощи с христианами всего мира может произойти возрождение любой конфессии.
В книге «Вестники Царства Божия» отец Александр сравнивал катастрофу разделения Церкви с расколом Израиля на два царства — Северное и Южное. Как это было тогда губительно для Израиля, так же страшно по своим последствиям оказалось разделение Церкви на Западную и Восточную в IX‑XI вв. [148].
То, что между Востоком и Западом существовали различия в церковных обрядах и понимании некоторых аспектов христианского богословия, — нормально. Тут действовали и будут действовать этнопсихологические факторы. Чудовищным было то, что этнопсихология в конце концов заслонила необходимость единства, сумела перечеркнуть Божественную волю о Церкви, изложенную в Евангелии.
Но в обеих ветвях некогда единой Церкви всегда были святые, которые не теряли динамичный дух Священного Писания и стремились открыть своё сердце навстречу всему человечеству. Святые, не считавшие врагами тех, кто верит или думает иначе.
Многие светочи православной духовности, по словам церковного историка Н. Арсеньева, находили близкое своей душе в творениях христианских подвижников Запада. Так, известная в православной практике «Невидимая Брань» старца Никодима Святогорца была переводом книги иезуита Лоренцо Скуполи. Тот же старец, подвизаясь на Афоне, перевёл на греческий язык труды Игнатия Лойолы. А св. Дмитрий Ростовский хорошо знал «Подражание Христу» Фомы Кемпийского.
Другой святой Православной Церкви, святитель Тихон Задонский, читал и любил Иоганна Арндта и книгу английского епископа и созерцателя Йозефа Хацела. «В тишине, трезвенно и осторожно, в великой верности своей Церкви вырастала в некоторых кругах России, в Русской Православной Церкви, большая потребность ощутить единство со всеми христианами, верующими в того же единого Господа, подготовлять и расчищать почву для взаимного понимания» [149].
Для настоящих святых весьма характерно отношение к инославным христианам старца Силуана, описанное в книге его ученика иеромонаха Софрония.
Однажды старец спросил зашедшего к нему архимандрита, проповедовавшего среди католиков, как он проповедует?
Тот ответил: «Я им говорю: ваша вера — блуд, у вас все извращено, все неверно, и нет вам спасения, если не покаетесь.»
Старец выслушал это и спросил:
— А скажите, отец архимандрит, веруют ли они в Господа Иисуса Христа, что Он истинный Бог?
— Это‑то они веруют.
— А Божию Матерь чтут они?
— Чтут, но они неправильно учат о ней.
— И святых почитают?
— Да, почитают, но с тех пор, как они отпали от Церкви, какие же у них могут быть святые?
— Совершают ли они богослужения в храмах, читают ли Слово Божие?