— Да, есть у них и церкви, и службы, но посмотрели бы Вы, что это за службы после наших, какой холод и бездушие.
— Так вот, отец архимандрит, душа их знает, что они хорошо делают, что веруют во Иисуса Христа, что чтут Божию Матерь и Святых, что призывают их в молитвах, так что, когда вы говорите им, что их вера блуд, то они вас не послушают…
Бог есть Любовь, а потому и проповедь всегда должна исходить из любви, тогда будет польза и тому, кто проповедует, и тому, кто слушает, а если порицать, то душа народа не послушает вас и не будет пользы» [150].
Таким образом, старец Силуан соблюдал «золотое правило» всякого общения: «Если хочешь показать другому то, чего он не видит, сначала посмотри с ним на то, что он видит, и скажи ему об этом».
Открытым миру был и преподобный Серафим Саровский. В своей беседе с Мотовиловым он говорил: «Как и в еврейском народе, священном и любезном Богу, так и в язычниках, не ведающих Господа, все‑таки сохранилось ведение Божие» [151].
Святой Иоанн Кронштадтский также считал, что «будучи присущ всему вещественному миру и оживляя весь его разум и каждую часть его порознь, Господь тем более присущ людям и тем более христианам» [152], то есть Дух Божий живёт во всех людях, хотя и в свою меру.
12
По мнению отца Александра, о всяком пути, поднимающем человека к Богу, можно говорить как о пути спасения. И значит, каждая религия есть ступень, фаза этого восхождения. Однако спасение во Христе уникально, потому что Бог является во Христе непосредственно. В таком его подходе много общего с материалами Второго Ватиканского Собора о нехристианских религиях: «Церковь чтит все великое и прекрасное, что есть в нехристианских религиях, верит в того же Бога, в которого верят иудеи и мусульмане».
В размышлениях о спасении нехристианских народов батюшка особенно близок к русскому проповеднику XIX в. святителю Иннокентию Херсонскому, который сравнивал представителей разных религий с обитателями разных поясов земли. «Христианство, — считал он, — по отношению к прочим религиям есть то же, что свет полдневный у людей, живущих под экватором, по отношению к свету солнечному у обитателей других частей земного шара. Свет один и тот же; различие только в степени» [153].
Несомненно, вселенскость веры отца Александра опиралась также и на универсализм, унаследованный им от русских религиозных философов. Например, В. Соловьев писал: «Религиозный прогресс не может состоять в том, чтобы чистая ложь сменилась чистой истиной, ибо в таком случае эта последняя являлась бы разом и целиком без перехода, без прогресса, и при этом возникал бы вопрос: почему это внезапное явление истины имело место в данный момент, а не во всякий другой?» [154]
Батюшка не «замазывал» недостатки Православия, которые бросались в глаза, но страстно хотел, чтобы его страна и Церковь от них очистились. Этим он напоминал Петра Чаадаева, который будучи великим патриотом, с горечью писал о застое, объявшем в то время российское общество.
«Чаадаев, — говорил батюшка, — не считал, что Запад есть абсолютный идеал, но и не считал, как некоторые, что надо вернуться в патриархальную старину… Чаадаев стоял на принципе сбалансированности, гармонии; он говорил, что страна, находящаяся между Азией и Западной Европой, между Востоком и Западом, способна соединить в себе два пути познания, и не только познания, но и осуществления идеала на земле… Он считал, что христианский идеал не абстрактный, не загробный, не заоблачный, а земной! Христос принёс его на землю, чтобы люди его осуществили! Чаадаев утверждал, что это возможно лишь при соединении в едином потоке западной активности и восточной глубины созерцания. И этот синтез, он полагал, возможен именно в его стране».
Конечно, прошло больше ста лет, и человеческие типы сильно перемешались. Сегодня нельзя уже строго говорить о западной активности и восточной созерцательности; люди в разных странах стали меньше отличаться друг от друга.
Но очевидно, что призвание России связано с богатством её возможностей, только они не должны противоречить Евангелию: страна открытых степей должна, наконец, стать страной открытой души.
Две христианские конфессии — это, по словам поэта и философа Вячеслава Иванова, — лёгкие, которыми должна дышать Вселенская Церковь. Но христианство пока ещё не выполнило своего исторического предназначения стать Вселенской религией. И дух Русской Церкви, которая должна была бы способствовать единству христиан, сочетая западную и восточную культуру, пока не воплотился в её служении.
Для России по–прежнему остаётся важным призыв В. Соловьева, высказанный сто лет назад: «Не для лёгких и простых дел создал Бог великую и могучую Россию. И как ни трудно дело соединения Церквей, оно остаётся нашею жизненною задачею и всемирно–историческим призванием… Мы верим в национально–вселенскую идею России, но вера без дел мертва. А дело живой веры должно быть сообразно той идее, в которую мы верим.
Оно должно быть таким же национально–вселенским, как и она. Наше всемирное призвание не может исполниться само собою, помимо нашего действия, а мы не можем действовать, когда не знаем, что должны делать, куда идти. Если бы наше призвание состояло в создании чисто материальной цивилизации, какого‑нибудь всемирного муравейника, тогда ещё можно было бы положиться на одни инстинкты. Но когда дело идёт о вселенской христианской культуре, тут уж никак нельзя обойтись без духовного, свободно–разумного действия, сопряжённого с нравственной ответственностью и для отдельных лиц, и для всего народа.
Соединение Церквей, вполне соответствуя нашему идеальному призванию, вместе с тем даёт нам определённый предмет для действия….Итак, одно из двух: или утверждаемое нами восстановление вселенского церковного единства есть настоящее дело и обязанность нашей исторической жизни, или мы должны признаться, что, несмотря на тысячелетний возраст России и на вековую работу нашего национального самосознания, не выяснился ещё сам предмет нашего общего действия, так что мы не можем сказать, что же, собственно, нам нужно делать, куда идти, чтобы осуществить самобытное призвание России, её вселенскую идею, чтобы явить в мире смысл и разум нашего исторического существования» [155].
У отца Александра универсализм Чаадаева и Соловьева принимает совершенно особенные, только ему свойственные черты, глубоко укоренённые в Библии.
Священное Писание говорит, что день Пятидесятницы имел ярко выраженный всемирный характер. В Слове Божием 70 языков означают некую всеобщность, потому что согласно Библии все народы произошли от 70 корней. Отсюда и 70 учеников Христа — условное число народов мира. Тем самым подчёркивается, что Библия дана всем народам.
Сегодня — начало воскрешения христианства в России, время Духа, ибо это время великой духовной нищеты, но одновременно и духовной напряжённости, поиска своего пути. Сегодня нет богатств культуры Серебряного века, все начинается с нуля. Но именно здесь и сейчас сильно ощущение присутствия Христа. А культура придёт потом, она будет создана в результате нового духовного импульса, если Россия его получит и осуществит своё историческое призвание.
13
Тема вселенскости Церкви всегда звучала в проповедях батюшки на день Всех Святых. Он говорил, что святые каждой страны — великое утешение для людей, великая надежда. Ибо в истории народов слишком много скорбей, грехов, мрака и зла. Но образ и подобие Божие для данной страны составляют её святые. И всякая область Земли принесла людям дар — своего святого.
«Даже если бы сгорели все храмы, исчезли все украшения, которые делают их столь прекрасными, если бы не осталось в мире ни одной иконы, мы всё равно могли бы с вами радоваться и гордиться этим великим сокровищем Церкви— сонмом святых, которые свидетельствуют о том, что Евангелие может осуществляться в жизни. И то, что эти святые жили в разные времена, в разных государствах, что они принадлежали к разным сословиям, доказывает, что нет пути человеческого, где не могла бы быть достигнута святость.
150
Софроний (иеромонах). Жизнь и учения старца Силуана. — В кн.: «Старец Силуан», М., 1994, с. 64.
152
Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. Спасо–Преображенский Валаамский монастырь, 1991, с. 127