Шеститомная «История религии» была закончена к концу 70–х годов. Но, на самом деле, томов, в которых автор хотел рассказать о путях Божественного Домостроительства,
N
могло бы быть пять, потому что именно в пяти книгах рассказывается о различных религиях и о религиозном восхождении человечества к Евангельскому Откровению. Однако понадобилась ещё одна книга, первый том — «Истоки религии», который сам отец Александр называл введением ко всем остальным книгам.
Объясняется это тем, что ему прежде всего надо было установить с предполагаемой читательской аудиторией языковой, понятийный контакт. В аудитории же этой — будем помнить — были люди, не только неверующие, но со школьной скамьи усвоившие стереотипы атеистического воспитания.
«Впервые, — свидетельствовал владыка Михаил, — появилась духовная пища, предназначенная для членов нашего общества, воспитанного в атеизме, в отрыве от всякой религиозной традиции. Такие книги оказывали огромное воздействие на неверующих и колеблющихся» [243].
Можно даже утверждать, что весь круг тем первого тома определяется именно стремлением автора к налаживанию диалога с читателем. Среди вопросов, которые поднимаются на страницах первого тома, есть такие важные, как сущность и происхождение религий, взаимодействие науки и веры, воздействие религии на культуру и социальную жизнь.
Одна из тем, которую отец Александр разрабатывает в «Истоках религии» достаточно подробно, — это тема познания и связанные с ней вопросы: типы познания, роль интуиции в познании, что есть понятие религиозного опыта, место разума в Богопознании, познание мира и идея Бога и, наконец, важнейший вопрос, — что такое Божественное Откровение.
Этот очерк и сегодня достаточно актуален, ибо все советские люди десятилетиями воспитывались на так называемой ленинской теории познания — идеологической системе грубо атеистической, разработанной специально для манипуляции сознанием народных масс.
Отец Александр выделяет три типа познания: рациональное, основанное на здравом смысле; высшее — физикоматематическое и философское мышление и третий путь познания — путь непосредственного, интуитивного восприятия. Последний тип познания он считает наиболее глубинным и полным восприятием реальности, которая превышает, хотя и не исключает, все остальные типы познания, ибо «познание, согласно отцу Александру, носит целостный характер, в котором тесно взаимосвязаны все три уровня постижения» [244].
В любом простом типе познания, считает отец Александр, активной является только одна воля — воля человека. Но когда человек включается в процесс познания сверхчувственного бытия, тогда в соприкосновение входят две активные воли, и такой процесс познания предполагает Диалог. Собственно, тут главное отличие человеческих открытий от Божественного Откровения.
Важнейшим следствием Откровения оказывается то, что человек выходит из Встречи уже не таким, каким он в неё вступал. Что‑то происходит с ним самим. «Откровение есть процесс, тесно связывающий того, кто познает, с Тем, Кто ему раскрывается», — пишет автор [245].
Важно также отметить, что, по глубокому убеждению отца Александра, встреча с Богом — вовсе не уникальное событие, рано или поздно она «происходит в жизни каждого человека, и религиозный опыт есть опыт универсальный, всечеловеческий…» [246]. «Миллионы людей, имеющих чистое сердце и искренне любящих истину, способны к переживанию Божественной Реальности… Разница же между святыми, религиозными гениями и людьми обыкновенными — в человеческом ответе на Встречу с Богом». Для одних она подобна «мгновенной вспышке молнии, за. которой нередко наступает мрак», другие же «всем своим существом приобщаются Божественной жизни и сами становятся её носителями» [247].
С универсальностью религиозного опыта связывает автор возможность Диалога между представителями различных религий. Глубоко изучив все религиозные направления, отец Александр пришёл к убеждению, что общим звеном между ними является само «единство человеческой природы, а также родственность переживаний, которые вызывают у человека чувство Высшего и мысль о Нём» [248].
Более того, он был уверен, что для тех, у кого есть настоящийдиалог с Небом, обязательно найдутся общие темы и на Земле, ибо «благоговение, подлинное ядро религий, роднит между собой даже язычника и последователя высших мировых религий».
Важно только не потерять из виду, что такое отношение автора к другим религиям — это не проповедь панрелигии и не создание универсальной обезличенной религии. В основании позиции автора — глубочайшее уважение к культурным и национальным особенностям религиозных проявлений. Отец Александр в своих трудах всегда выступает против смешения в одну кучу национальных культур, против религиозной эклектики.
Отношение отца Александра к нехристианским верованиям (о которых, собственно, и идёт речь в его шеститомнике) целиком основано на учении Отцов Церкви (св. Иустин Мученик, св. Климент Александрийский и др.), а также более поздних учителей, которые указывали на возможность частичного богопознания даже и у язычников (например, св. Серафим Саровский или святитель Иннокентий Херсонский).
Развивая их мысль, отец Александр писал, что «постижение божественной реальности осуществляется постепенно, в строгом соответствии с готовностью человека к мистической Встрече» [249].
Несмотря на то, что как историк автор видит религиозный путь человечества «зигзагообразным и неровным», тем не менее он убеждён, что путь этот устремлён к свету Богочеловека.
Другой важной темой первого тома, дающей нам представление о взглядах отца Александра, является тема эволюции. Будучи последовательным эволюционистом, он не видит противоречий между Божественным Откровением, запечатлённым в первой главе книги Бытия, и данными науки. «Откровение говорит нам о сущности и направленности процесса, — утверждает автор, — а наука пытается уяснить его конкретное содержание» [250]. В его рассказе об этапах творения поражает, как, гармонично дополняя друг друга, могут уживаться вера и научное мышление.
Чтобы не углубляться далее в эту огромную тему, достаточно сказать, что в этом вопросе отец Александр стоял на позициях, весьма близких к Тейяру де Шардену, причём ещё тогда, когда католического учёного в России никто (включая и самого отца Александра) не знал и не читал. Только в 60–70–е годы отец Александр смог сравнить свои мысли с выводами Тейяра де Шардена. Он был во многом с ними согласен. Но, в отличие от французского философа, отец Александр всегда последовательно отстаивал Церковное учение о грехопадении и Спасении. Он писал, что «у Тейяра де Шардена, если не по форме, то по существу, как‑то теряется проблема искажённости человеческой природы. Она оказывается далека от его основной интуиции». А это «ослабляет его учение, отрывает его от реальной действительности» [251].
И ещё, с чем не мог согласиться отец Александр, так это с убеждением Тейяра де Шардена, что зло — это, прежде всего, естественный продукт «игры больших чисел», что беспорядки и неудачи являются продуктом разложения, который естественно и неизбежно сопровождает жизнь. Однако понимание Тейяром де Шарденом Церкви как творческого начала в современном обществе было для отца Александра исключительно близким. Более того, он считал это учение чрезвычайно важным именно сегодня, потому что оно помогает выработке положительного идеала [252]. В противовес мрачной безнадёжности, враждебному неприятию мира и Тейяр де Шарден, и отец Александр предлагают нам сегодня одно: идти к миру с действенной проповедью Христа.
Теориям Тейяра де Шардена отец Александр посвятил одно из приложений к «Истокам религий», а также предисловие к недавно вышедшему в России сборнику его религиозных работ.