С темой эволюции для отца Александра тесно связана тема свободы. Для него очевидно, что возможность свободного выбора должна быть обязательно заложена в существо, задуманное как образ и подобие Творца Вселенной.
Одновременно автор начинает развивать темы греха, зла и страдания, которые проходят через все книги его религиозной истории. И на протяжении всего путешествия по мировым религиям отец Александр постоянно выделяет и сравнивает две религиозных тенденции, два мировосприятия, противостояние между которыми возникло на заре человечества и сохраняется, к сожалению, до сих пор даже в христианстве. Это, с одной стороны, — направления динамической духовности, сочетаемые с преклонением и благоговением перед Высшим. А с другой стороны — религиозные тенденции, имеющие истоки в регрессивных статических элементах подсознания, связанные со стремлением и «в религии находить корыстные цели», с искажённым представлением о своём месте в мире.
Так отец Александр открывает одну из самых важных тем шеститомника — тему магического богопротивления.
С другой стороны, через все повествование проходит мысль о том, что грехопадение не смогло уничтожить образ Божий в человеке, но что со временем «Бог снова начинает возвращаться в его сознание… и, в конце концов, отзвуки первоначальной интуиции Единого и новые духовные поиски приводят к великим мировым религиям и к восстанию против тирании магизма». «А эти религии уже, в свою очередь, — считает автор, — явятся прелюдией и подготовкой к Новому Завету, который откроет миру Сущего в лице Богочеловека» [253].
Название «Магизм и единобожие» как нельзя лучше определяет содержание второго тома цикла «История религии». Ибо весь он посвящён завязке мировой религиозной драмы, суть которой именно в столкновении магического мироощущения и настоящей веры.
Начинается же второй том с описания состояния человечества, оттеснённого от Бога языческими представлениями.
«Желание быть как Бог, — пишет автор, — отдалило человека от Источника Жизни и поработило его демонам и стихиям. Оно не только породило многобожие, но и вскормило магию, магическое миросозерцание» [254]. В библейских рассказах о Древе познания и о последующих этапах грехопадения отец Александр видит проявления как раз таких богоборческих притязаний древнейших людей.
В свою очередь, искажённое мировосприятие, стремление «овладеть силами божества, поставить их себе на службу» приводит человека к мысли, «что все в мире связано жёсткой причинно–следственной связью и что определённые ритуалы могут дать в руки человеку рычаг для управления природой и богами» [255]. Отсюда, как следствие, — нарушение взаимосвязи человека с Богом, появление религий и, как ни печально, науки. В приложении ко второму тому отец Александр определяет единство Магизма и Грехопадения как духовную болезнь. Ибо «главный двигатель магии — самость, извечный антипод любви» [256]. Это замечательные слова, сказанные не просто учёным, но опытным пастырем, духовидцем, который прослеживает развитие магизма через всю историю человечества: от очевидных его демонстраций в древних языческих ритуалах до более тонких, но не менее греховных противодействий, оказываемых Духу Любви современными законниками и фарисеями.
Приверженцы строгого выполнения религиозных законов и ритуалов, к какой бы религии они ни принадлежали, обычно думают, что своими действиями они спасают как минимум национальную культуру, но для отца Александра очевидно, что именно обрядовое, родовое мировоззрение с самого начала и на протяжении всей истории цивилизации самым губительным образом воздействовало на ход духовного развития человека. В частности, оно породило идеологию материализма «с его полным отказом от всего, что выходит за рамки чувственного» [257].
С магическим миросозерцанием автор связывает и происхождение коллективного, родового сознания, а также влияние его на культуру и вообще на развитие человеческого общества.
Известно, что коллективные, магические представления подавляют творческое начало в личности. Взятые вместе, они глубоко антагонистичны христианскому учению о человеке. «В коллективе, подчинённом воле царя–мага, — пишет отец Александр, — личность должна раствориться среди племенного целого, ибо властителям легче управлять «массой», нежели личностями» [258].
Результат оказывается трагичным: коллективное магическое сознание давит на народы, «парализует творческую активность и религиозный гений человечества», тормозит развитие культуры [259].
Читая эти строки, мы не должны забывать, что они были написаны в самом эпицентре современной магической, коллективистской цивилизации, явившей всему миру очередной пример духовной, культурной и экономической стагнации.
Рассматривая во втором томе первобытные культы, порождённые угасающим религиозным сознанием и жаждой самоутверждения, отец Александр, прежде всего, исследует происхождение культа Богини Матери. Глубинные мифологические корни этого культа он обнаруживает в различных языческих религиях: то ей поклоняются под именем Судьбы или Рока, или Необходимости, то под видом все порождающей Бездны или Материи. Но, в любом случае, её ставят всегда выше прочих богов.
Можно было бы пройти мимо, казалось бы, экзотической темы, если бы не очевидные проявления древнего культа в современной жизни России. Ведь все советские идеологические мифы так или иначе были пропитаны отголосками этого поклонения. Взять хотя бы, к примеру, патриотическое воспитание (понятие «Родина–мать») или песни о судьбе (постоянная тема советских композиторов). Могучая гордая женщина, антипод Честнейшей Херувим, вместе с другими языческими символами до сих пор смотрит на нас с советских «икон» на станциях московского метро, а её статуи красуются в различных скульптурных группах, и все это доказывает, насколько легко подсознание, освобождённое пропагандой от настоящей веры, впускает в себя элементы языческой архаики…
Другая тема первых глав «Магизма и Единобожия» — пути возникновения доисторического мистицизма. К нему, согласно отцу Александру, восходит не только большинство экстатических языческих культов, вроде шаманских, но также и некоторые пророческие движения древнего Израиля. Вообще же, тема мистики, её происхождения и развития — одна из наиболее проработанных и самых интересных во всём шеститомнике. При этом экскурсы в мистицизм не перегружены необыкновенными историями и приключениями из мира духов. Если автор и использует такие примеры, их цель одна — показать место мистических переживаний в истории религий. И оказывается, что это место совсем не простое, не однозначное….
После погружения в мир древнейших магических культов отец Александр прослеживает развитие языческих представлений в древних цивилизациях Египта, Шумера, Греции и древней Индии. Там в борьбе двух начал — магии и чистой религиозности — в конце концов победила магия.
Но вот в следующих частях книги мы уже видим, как тонкий, еле заметный ручеёк Единобожия пробивается то тут, то там через воздвигнутые Магизмом преграды язычества в самых различных уголках Древнего мира: в том же Египте и в Древней Месопотамии, Индии и Греции. Однако «полноводной рекой, приведшей к возникновению религии Откровения», он становится не в могучих цивилизациях, а в маленьком Израиле, который теперь попадает в центр повествования автора.
Важно отметить, что такое развитие событий отец Александр отнюдь не рассматривает как результат эволюции религий. Вслед за Ж. Даниэлу он считает Божественное Откровение Израилю вторжением в историю Трансцендентного Бога, т. е. чудом. Но, с другой стороны, это не означает, что Откровение он видит как одностороннее и тираническое воздействие на человека. В Откровении, по мысли автора, приоткрывается тайна Богочеловечества… «преломление небесного света в духе сынов Земли».
Вот почему с темой Откровения так тесно связана тема призвания. Призвания Авраама, Исаака, Иакова и вообще призвания сынов Израиля.