Назвать его безоблачным было бы неправильно, но он излучал такое душевное, духовное и физическое здоровье, что казалось, что это не так. Иногда какие‑то тучки закрывали его душу, — может быть, из‑за груза, который он взял на себя. Его личное, сокровенное было глубоко скрыто. Тут не комплексы (их не было), а жертвы, потери, несвершившееся. Он не развернул, может быть, и сотой доли своих дарований. Артист, художник, музыкант — всё это он свел в своем пастырском служении».
Боролся со своими болезнями и болезнями других с помощью Божией благодати. Главное в его психологической работе с людьми (один из уровней его священнической работы) — мгновенное вживание в другого человека. Это дар эмпатии и нечто большее — моментальное, целостное вживание в человека, которого он поместил в себя. Он мог бы исповедоваться за каждого из нас: он знал о каждом из нас всё. «В письмах он психотерапевтировал психотерапевта, и до сих пор он мне помогает».
По–моему, Володя Леви, человек рефлектирующий, тонкий, дал глубокий анализ, и не только как специалист.
Не менее замечательным и, пожалуй, еще более глубоким было выступление Светланы Долгополовой (перескажу его кратко). О. Александр явил абсолютное осуществление веры, явил в себе инобытие. Чудо и тайна Божественной любви. О. Александр — Божий избранник. Значение его личности в истории России будет такое же, как значение Серафима Саровского и Пушкина. Будут три имени.
Бог дал России это чудо. Это дар Бога России в страшную непролазную тьму. О. Александр не просто жил, но жил Божественной жизнью. У него была другая энергетика — энергетика Божественной жизни. Это всегда было инобытие.
Всякий шедевр, чудо — проявление Бога. О. Александр всегда жил в том мире, который создал Бог. Всякое зло для него — пустота и мимикрия. Тайна его: он видел пути Бога на земле.
Чудо его шеститомника: о. Александр свидетельствует изнутри, что такое Царство Божие. Он был всегда внутри Царства Божия и — пользовался тем, что наработали мир и человечество. Он был зрячим, потому что находился внутри инобытия.
О. Александр был дан Богом России в такой страшный момент. То, что он еврей, давало ему понимание, что предстоять перед Богом должны все вместе. О. Александр — сама музыка, а не игра на рояле. Его аскеза была глубоко скрытой.
Каков бы ни был человек, но, приходя к о. Александру, он был уже спасен. Говорили, что отец сам хорош, но паства у него тяжелая. Он был пастырем добрым в этом странном стаде. О. Александр открыл новый период в русской истории, и в судьбах России он будет означать очень многое. Отец Александр — это явление русской истории, чудо, и даже странно, что рядом с ним оказались мы.
Марианна Вехова. О. Александр нас выпрямил. Проницал в человеке его возможности, раскручивая его талант.
Габриэль Голицына знала его в быту. Отец о ее рисунках: «Этих двух видов ежиков я не знаю совершенно». Купил ей диванчик и 9 книжных полок (однажды она сказала, что любит цифру 9).
Никита Струве. Убийство о. Александра и события 19–21 августа взаимосвязаны. Там было и прославление о. Александра. Надо начать говорить уже не о его гибели, а о его прославлении.
«Ощущаю посмертный рост о. Александра. Его апостольский подвиг получил печать истинности» (эта печать — его мученическая смерть). Войдет в историю Русской Православной Церкви не только как один из великих ее просветителей, миссионеров, но и в первоапостольском смысле. Мученическая кончина о. Александра возвращает нас к первоапостольским временам. В этом смысле его слава беспримерна.
Он творил свой апостольский подвиг в неимоверно тяжелых условиях. Мы согревались от его лучей и получали необычайный духовный импульс.
О. Александр глубоко укоренен в чистой православной традиции — оптинской, исповеднической. Благодаря этому не переставал мыслить Церковь во вселенском масштабе. Поэтому он парадигматичен для возрождающейся православной Церкви в России. Вышел на широкий вселенский простор.
О. Александра упрекают в чрезмерной открытости, в чрезмерном экуменизме. Некоторые провозглашают, что экуменизм — это ересь, но ересь — само это провозглашение. Долг каждого православного — стремиться уйти от разъединения христиан, страдать от этого. У о. Александра есть это страдание. Полагают, что католичество и православие — два легких, которыми должен дышать человек. На деле — это два близнеца, которые разошлись и у которых не может не быть жгучего страдания из‑за этой разделенности».