Папа, человек чуткий и душевно тонкий, видел, что происходило со мной, понимал мой отход от Бога, церкви, веры, но молчал, видя невозможность повлиять на меня, хотя внешне, до самого ухода на фронт, я выполнял все, чего требовал от нас и чему учил отец. Самыми близкими ему людьми были Катя и Василий.
После моего возвращения с войны папа прожил более одиннадцати лет, и все эти годы для него были огромной радостью – сын Сергей пришел к церкви, стал верующим. За эти 11 лет много воспринял от отца, многому научился. Никогда не думал, что в нем, словно в огромной сокровищнице, скопилась духовная мудрость, истинное понимание Православия, знания человеческого духа, людей.
– На Ваш вопрос о семье я ответил, – сказал Сергей Петрович.
Перейду к годам Отечественной войны. Война началась 22 июня, а 23 июня 1941 года меня вызвали в Киевский военкомат Москвы. Призывная комиссия работала в школе, которую только что окончил; осмотрели, признали годным и, не отпуская домой, взяли в армию.
Восемь месяцев пробыл в учебном лагере под Свердловском, где нас обучали солдатской науке; потом отправили в резервную часть, там пробыл два месяца. Где-то в середине 1942 года направили на Северный Кавказ, где пришлось столкнуться с такими событиями, что они врезались в память на всю жизнь. Возможно, стоит когда-нибудь рассказать, но это будет особый разговор.
Бои на Северном Кавказе были затяжные; то мы откатывались назад, неся огромные потери, теряя тылы, оставляя на поле боя сотни убитых и раненых; то успешно били немцев, нанося им ощутимые потери. Бои были трудными, кругом гибли друзья и товарищи, но я, как ни странно, ни разу не был ранен. Часть несколько раз переформировывали, пополняли необстрелянными солдатами. Я считался уже старым солдатом, имел звание сержанта и, из-за нехватки офицерского состава, командовал взводом.
Учебный лагерь был намного тяжелее фронта: бесконечная шагистика, беспрерывные ночные тревоги, многокилометровые марши с полной выкладкой, голод, холод, сырые землянки, младший лейтенант, озверевший от страха перед возможной отправкой на фронт. Он не видел в нас людей, вымещал свою злобу и страх, старался выслужиться перед начальством и показать, что «из человеческого необученного дерьма» сделал солдат. Выражение «дерьмо необученное» сотни раз повторялось в день, с прибавлением еще многих отвратительных слов, унижавших и оскорблявших людей. За время нахождения в учебном лагере солдаты не видели ни одной светлой минуты.
До Бога ли было? В воздухе постоянно висела изощренная до виртуозности многоэтажная брань, одолевала усталость от бессмысленной муштры, до боли в желудке хотелось есть, «нажраться до отвала» было постоянной мечтой каждого солдата; и выспаться, выспаться хотя бы один раз. Зачем создавались такие условия – до сих пор не пойму.
В резервном полку все было разумно, ясно, для чего делается. Были тревоги и ночные марши; кормили так же, как и в лагере, но офицеры были людьми. Мы видели в них старших товарищей, несших те же тяготы, что и мы. Можно было подойти, доложиться по форме, обратиться с просьбой, получить совет. Грубости, брани и, тем более, матерщины не было.
Трудно сейчас представить, что, воспитанный отцом в духе Церкви, я за эти годы ни разу не вспомнил о Боге, духовно опустился, был такой же ругатель, как и все, и при этом смеялся, когда другие издевались и высмеивали нашу Церковь и Бога.
Воевал не хуже и не лучше других, получил за это время три серебряные медали – две «За храбрость», одну «За боевые заслуги». По тогдашним военным меркам награды были «плевые». Приходилось также, как и другим солдатам, бывать в атаках, рукопашных схватках, тащить языка через нейтральную зону, ползти к танку с зажигательной смесью в бутылке, спасать товарищей из-под пуль – и все это, конечно, не один раз. Много раз смерть стояла рядом, и, казалось, вот-вот она схватит, но, видимо, Бог миловал, и она, только прикоснувшись, проходила мимо.
Страшно было, очень бывало страшно, и думаю, что многие люди, говорившие: «Я ничего не боялся и не ведал страха», были неискренни, говорили неправду. Солдаты, с которыми воевал, всегда говорили, что часто бывало страшно, но умели подавлять страх.
Даже тогда, когда смерть казалась неизбежной, мысль о Боге не приходила ко мне.
Но пришло время, и пришел час воли Божией, час большого испытания, после чего стал верующим, настоящим верующим. Вспомнил все, чему учил отец, вспомнил Бога, молитвы к Нему, веру, Церковь и пронес до конца войны в своей душе.
Вот рассказом об этом и отвечу на Ваш вопрос, почему стал верующим, как нашел Бога. Но говорить буду долго и со многими подробностями, только тогда поймете меня. Поймете тот душевный перелом, который совершился со мной.