Однажды вспомнила, что у Екатерины Федоровны была знакомая Варвара Семеновна, с которой они ездили далеко за Москву в Ростов к священнику о. Арсению, возвратившемуся в 1958 г. из лагеря, и даже несколько раз там ночевали. Разыскала старую записную книжку Екатерины Федоровны, нашла телефон и позвонила. Рассказала Варваре Семеновне о своем состоянии и попросила помочь встретиться с этим священником (о смерти Екатерины Федоровны и моего мужа та знала, так как была на похоронах). Она, выслушав, сказала, что перезвонит через неделю. Через неделю раздался звонок, и Варвара Семеновна сообщила, что в ближайшее воскресенье я могу поехать с ней.
Утренним поездом выехали из Москвы и около двух часов дня приехали в Ростов. Город был старинный, но запущенный, виднелось множество куполов, вероятно закрытых церквей. Пришли, встретили нас приветливо и сразу усадили обедать. У меня создалось впечатление, что я и раньше бывала в этом доме и встречалась с сидевшими за столом людьми. Когда мы уселись, а приехавших было девять человек, вышел из своей комнаты о. Арсений, прочел молитвы и всех благословил.
Шел сентябрь, было 20 число, на следующий день – праздник Рождества Богородицы. За столом после обеда о. Арсений подробно рассказывал о детстве Божией Матери, упомянув, что все повествование основано главным образом на древних преданиях и апокрифах, прочтенных им когда-то на греческом языке. День для сентября был теплый. Отец Арсений прошел в сад, минут через двадцать меня позвали к нему. Благословив, он показал рукой на стоявший рядом с креслом стул. Я села, и он мягко сказал: «Расскажите о себе». Начала рассказывать, вначале сбивчиво, но потом собралась и поведала все, что могла вспомнить о своей жизни до замужества, о жизни с мужем, о наших взаимоотношениях, о вере Михаила и моей и, конечно, о Екатерине Федоровне – самом близком мне когда-то человеке и лучшем из всех, кого я знала, и упомянула, что она приезжала к нему вместе с Варварой Семеновной, с которой я сегодня приехала. Говорила довольно долго, батюшка не перебивал, не задавал вопросов. Кончила и замолчала. Молчал и о. Арсений. Мы сидели под большой липой, еле слышно ветер шевелил листья, светлые пятна солнечных лучей от этого перебегали по траве, было тепло не по-сентябрьски. Опершись руками на подлокотники кресла, батюшка был сосредоточен, взгляд его был устремлен поверх моей головы, куда-то в неизвестную мне даль. Молчание затягивалось, и странное волнение стало охватывать меня.
«Анастасия Владимировна, – сказал о. Арсений, – я внимательно слушал вас. Вы чувствуете себя одинокой, постоянно в тоске, но напрасно. Это надуманное обостренное состояние – не результат одиночества, а действие бездуховного образа жизни. Вы жили с мужем Михаилом, опирались на него, рядом была дочь, требовавшая забот и внимания, и удивительно христианский по душе человек – мать мужа Екатерина Федоровна, которая своей любовью, молитвой к Богу и добротой объединяла всех воедино. Это сейчас ушло от Вас, Вы не можете найти место в жизни. Вы сами уходите в состояние тоски и одиночества и приехали ко мне, священнику, с уверенностью, что поговорив с Вами, я одним словом и молитвой сразу помогу Вам. Да, иногда так бывает, по великой милости Господа, но мы должны вместе работать над выходом из вашего угнетенного состояния и будем добиваться этого с помощью Божией, Пресвятой Богородицы и вашей святой Анастасии Узорешительницы, вознося наши молитвы ко Господу Иисусу Христу. Знаю, что Вы любили Екатерину Федоровну, поражались ее долготерпению, вере в Бога, постоянной помощи окружающим, удивляясь, как она все это выносит и где находит силы. Отвечу за нее: Господь давал силы на все за великую любовь к людям и твердую и постоянную молитву к Вседержителю. Повторите ее путь, и отойдут тогда все душевные невзгоды.
Я слушал Вас, но то, что Вы говорили, было лишь поверхностью прожитой жизни, поступков, грехов. Главное – то, что болезненно, противно и не хочется помнить, Вы не сказали, оно осталось в тайных кладовых совести, возможно – из-за ложной стыдливости».
Отец Арсений некоторое время молчал, потом, перекрестившись и смотря на меня, сжато и кратко повторил мой рассказ, но все, сказанное сейчас им, было извлечено из сокровенных тайников моей души, вся-вся моя жизнь предстала в отвратительных поступках, грехах, действиях. С замиранием сердца я видела себя в словах, сказанных о. Арсением. Волна стыда и отвращения к самой себе охватили меня, захотелось встать и бежать из дома, из города – такой грешной даже священник не должен знать меня. Он понял и повелительным движением руки показал на стул, с которого я вскочила. Ни мужу, никому, никому я никогда не рассказывала то, что сейчас слышала о себе, меня охватил страх.