Он подходит к ней, минуя меня и задевая плечом. Сцепив зубы, терплю, хотя откуда-то возникает едва контролируемая злость. Хочется развернуть его к себе за плечо и врезать. Гашу эту злость. Потому что права не имею и потому что обидел Олю не он, а я. Шесть лет назад обидел, а сейчас заставил ее пережить все это снова.
— Малыш, ты в порядке? — спрашивает у нее, прикасается, трогает за талию, стирает со щек слезы.
Она все это ему позволяет. Мне не разрешила. Обнять позволила и успокоить, а затем оттолкнула. Терпеть не может мое присутствие.
— Он тебя обидел, что ли?
— Нет, — она его удерживает за плечи, цепляется. Не дает отойти. — Все нормально, просто… это отец Тимофея.
Она выговаривает это так, словно после этого все становится понятно. Динар понимает, потому что кивает. Понимает! Знает, значит, сложившуюся ситуацию. Смотрит на меня недружелюбно и даже зло.
— Думаю, тебе лучше уйти, — говорит он. — Сейчас же!
— Оля…
Она тоже просила уйти, но я… не могу ее так оставить!
— Уходи… номер свой оставь и иди. Я позвоню, сообщу все. Спасибо, что предупредил о журналистах.
Пять минут назад она со злостью сказала, что ни за что меня не простит, а сейчас благодарит и даже улыбаться пытается. Динар явно ее успокаивает своим присутствием и это еще одна стрела, добравшаяся до самого сердца. Я отчетливо понимаю, что натворил. Наверное, только сейчас, когда смотрю на то, как Оля жмется к другому мужчине, как ей спокойно в его объятиях.
Меня сжигает ревность. Дикая. Ее “оставь номер”, как брошенная голодной собаке кость, когда другому псу досталось мясо. Сжимаю зубы, но номер оставляю. Терплю.
— Я буду ждать звонка, — произношу и, развернувшись, иду в коридор.
Не помню, как оказываюсь на улице. Осознаю это, когда вдыхаю воздух полной грудью. Это отрезвляет. Отвлекает от терзающих мыслей. Добравшись до автомобиля, забираюсь внутрь. Сюда я ехал без водителя, захотелось сесть за руль самому. Сейчас жалею, потому что злость поднимается изнутри.
С ней другой. Утешает ее, обнимает, целует… о большем думать я не решаюсь. Итак едва держусь. Я, конечно же, сразу понял, каким должен был быть их вечер. Я помешал. От этого почему-то тошно. Понимаю, что у нее должна быть своя жизнь, но понимание ничего не дает. Ревную адски.
Словно в насмешку звонит телефон. Бросаю взгляд на дисплей — Жанна. Внезапно появляется желание выбросить мобильный на хрен. Гашу желание, поднимаю трубку.
— Слушаю.
— Ты разрешишь мне увидеться с сыном? — спрашивает требовательно.
— Он не хочет.
Я не вру. Степан не любит видеться с Жанной. Она, как не крути, мама хреновая. Не знает ничего о сыне и даже не пробовала ни разу узнать. Просто забирает его, а потом звонит со слезами и говорит, что у нее ничего не получается, просит его забрать. Каждая такая поездка к “маме” заканчивалась для него стрессом, и я решил ограничить их встречи. Совсем. Они полгода не виделись. Она требовала, я отказывал, Степан не просился.
— Я его мать.
— Обратись в суд, — предлагаю. — Тебя быстро лишат родительских прав.
— Какая же ты скотина! — возмущается.
— Ты Олю зачем искала? — спрашиваю в ответ.
Она молчит. Паузу, мать ее, решила выдержать. Или же придумывает причину. В общем-то, неважно, что скажет.
— Кто тебе сказал?
— Сорока на хвосте принесла. Твою мать, Жанна, я что, за грехи какие-то расплачиваюсь? Какого хрена ты лезешь в мою жизнь?
— У нас семья…
— Нет у нас семьи, — я бросаю ругательство от раздражения и вдыхаю воздух поглубже.
Семья у нас. Смешно. У нас и секс-то был один раз и тот я не помню. Больше я к ней не прикоснулся ни разу, а она убедила Олю, что у нас семья.
— Забудь о Степане, ясно?
— Он нужен мне.
— Подавай в суд, тогда.
Я отключаюсь и швыряю телефон на сидение. Завожу автомобиль. Нужно забрать Степана от матери и поговорить с ней о встрече с Олей. Может, я и правда нагрешил в детстве? Или она ненавидит меня так сильно, что желает сдохнуть в одиночестве?
Глава 10
Оля
Итогом моей слабости перед Динаром становится необходимость объясняться. Кое-что я ему уже рассказывала. Так, в общих чертах упомянула, что отец Тимофея о сыне не знает, потому что ушел от меня к другой женщине и она родила ему другого ребенка. Я слегка приврала. Я не рассказала Макару ничего, потому что была обижена и потому что отец не захотел его искать. Убедил меня, что говорить нет смысла — у него своя жизнь, а мы с ребенком в нее не впишемся.