Потом Катя умерла. Беспощадная болезнь, которую не останавливают ни возрастные категории, ни социальное положение, ни характер подверженного данному недугу человека. Ее смерть, естественно, явилась новым серьезным испытанием для Клавдии. Как моральным, так и физическим Душевные переживания, связанные с потерей близкого человека, перемешались с заботами с дальнейшей судьбе Федечки. Теперь Клаве пришлось стать для мальчика всем. Единственным родным человеком. Да и она прекрасно осознавала, что, кроме нее, у Федора никого нет. Катя всегда мечтала, чтобы судьба ее сына не была похожа на ее собственную. Молодой Розгин, в отличие от них с сестрой, должен был получить престижное высшее образование. Способностей у мальчика для этого было с избытком. Дело оставалось за малым. Помочь ему, подтолкнуть, так сказать. И сделать это теперь предстояло Клавдии.
По большому счету для женщины мало что изменилось. Все та же забота о ближнем, все то же самопожертвование. Сначала сестра, потом она же, только вместе с сыном, и непосредственно Федечка. Это и была та самая жизнь по инерции. И вот сейчас, оглядываясь назад, Клавдия могла бы осознать, что совершенно ничего определенного она не смогла добиться для себя лично. Могла бы, но не осознавала. Ибо и задуматься-то об этом ей было совершенно некогда. А жизнь почти пролетела.
И снова на горизонте нарисовалась новая проблема. Глобальная мечта покойной сестры находилась под угрозой срыва. Несмотря на феноменальные, как казалось Клавдии, Федечкины способности, брать его в вуз упорно не желали. Требовались либо деньги, либо связи. Почему-то прежде подобная мысль не приходила Розгиной в голову.
Требовалось срочно что-то предпринять. И Клавдия знала, что именно. Альтернативы просто не было. Иначе — крах. Крушение всех надежд.
Быстро избавившись от своих поношенных босоножек, женщина энергично скрылась в комнате и прямиком двинулась к двустворчатому платяному шкафу. Пододвинув стул, Клавдия взобралась на него, отчего ветхий представитель старой мебели жалостливо заскрипел, и потянулась руками к канареечного цвета чемодану, мирно покоившемуся до сего момента наверху, придавленному двумя такими же старыми, как и он, коллегами. Клавдия резко дернула за плетеную ручку. Один раз, второй, третий, и лишь с пятой по счету попытки ей удалось достичь вожделенного результата. Канареечный чемодан выскользнул из-под собратьев, но удержать его женщине не удалось. Взметнув к потолку слой вековой пыли, объемных размеров поклажа полетела на пол, едва не сбросив со стула свою освободительницу. С глухим стуком чемодан упал на пол, перевернулся вокруг своей оси и распахнулся. На потрескавшийся от времени паркет из него выскочило несколько продолговатых листов альбомного размера, аккуратно прихваченных с одного края канцелярской скрепкой, и пачка бумажек поменьше, завернутых в полиэтиленовый пакет.
Как молодая, Клавдия спрыгнула вслед за чемоданом и присела возле него на корточки. Содержимое семейной реликвии находилось в хаотичном беспорядке, и женщине пришлось перебрать кучу разного барахла в виде пожелтевшей с годами бумаги, различных маленьких шкатулок с бижутерией, кусков ткани и много чего подобного, прежде чем пристальный взгляд выхватил из всего этого хаоса необходимую деталь. Ту, которую Клава так старательно и пыталась найти. Почти с самого дна чемодана она выудила на свет божий черную лаковую сумочку, которую прежде еще было модно именовать театральной. Слой покрывавшей эту самую сумочку пыли вызвал бы у кого угодно зависть и уважение.
— Здесь, кажется, — прошептала Клавдия, едва заметно шевеля полными губами.
Она отщелкнула металлический замочек и заглянула в глубь сумочки. Ее прогнозы оправдались на сто процентов.
К серым стальным воротам массивного особняка, обнесенного по периметру высоким забором из неокрашенных бетонных плит, неспешно подрулила темно-сиреневая иномарка. Черный глазок видеокамеры, расположенной справа от въезда, развернулся на призывный звук автомобильного клаксона. Гамлет, жгучий брюнет с карими глазами и квадратной челюстью, не имевший ничего общего с легендарным шекспировским героем, весело помахал рукой в объектив, высунувшись из салона аж на полкорпуса. Невидимый оппонент, расположенный где-то на территории за специальным монитором, без труда узнал прибывшего в особняк гостя, а потому ворота, приведенные в действие нехитрым механизмом, плавно отъехали в сторону, пропуская машину во двор.
Гамлет бросил короткий взгляд на запястье левой руки, где небрежно болтался дорогущий «ролекс». Но на такие пустяки, как денежные затраты, Гамлет редко обращал внимание. С финансовыми вопросами он всегда был на «ты» и умел сколотить состояние буквально из воздуха, из-за чего и считался в отдельных криминальных кругах незаменимой персоной. Да и сам Гамлет, надо заметить, прекрасно знал себе цену.