— Дюбель? — В голосе Федора Павловича наконец-то появилась неподдельная заинтересованность. Он весь подобрался, ленивое выражение слетело с его лица, а сигарета так же, как до этого и пилочка для ногтей, оказалась за ненадобностью отброшена на незастеленное покрывало.
— А как же! — Гамлет вернулся в кресло и поднял с пола оброненный дорогой портфель. — Получится — вокруг мы, а посередине — он! Это — наглая экспансия, Лавр!
— Дюбель оборзел. — Лавриков спустил ноги на пол и поднялся с кровати.
— Еще как! — Финансовый советник откровенно ликовал. — Получится, Дюбель — как какой-нибудь Калининград в прибалтийском окружении.
— Чего? — не врубился Лавр.
— Дюбель — Калининград якобы. Кенигсберг Дюбель!
— Дюбель — Кенигсберг?! — возмущенно переспросил вор в законе. Его длинные ноги уже принялись энергично мерить шагами комнату.
— Ну!
— А мы? — Седая голова развернулась в сторону финансового советника.
Гамлет ослепительно улыбнулся.
— А мы — как прибалтийцы, выходит, — резюмировал он.
Лавриков остановился возле включенного монитора, молча вгляделся в ярко-желтое изображение с мигающим красным квадратом и несколько минут монотонно раскачивался на носках. Раздумывал над чем-то. Что за мысли одолевали в настоящий момент крупного криминального авторитета, Гамлет не взялся бы спрогнозировать. Все, на что он рассчитывал, так это на то, что эти самые мысли движутся в нужном ему, экономисту при Лавре, направлении. Он молча выжидал решения большого босса. Наконец, Лавр неожиданно прекратил свои телодвижения и резко припечатал правый кулак к раскрытой левой ладони.
— Не выходит, — произнес он со свирепой усмешкой, и его высокий лоб прорезало несколько величественных рельефных морщинок. — Какие мы к дьяволу прибалтийцы? Если бы прибалтийцы. — Он обернулся через плечо и внимательно ощупал взором смуглое лицо своего советника по финансам. — Мы— русские, Гамлет Оганесович.
Секундное замешательство отразилось на лице советника. Он не мог понять: то ли Лавр намеренно подтрунивает над ним и с сарказмом поднимает вопрос о национальной принадлежности, то ли авторитет настолько увлекся рассуждениями, что произносит фразы на автопилоте, машинально. Однако Гамлет не был бы тем самым Гамлетом, каковым он и являлся, если бы в одно мгновение не взял себя в руки.
— Конечно русские, — не стал спорить он, все же еще находясь в некоторой растерянности от столь неожиданного напора со стороны босса. По мнению кавказца, Лавр явно перегибал палку в эмоциях.
— Поэтому Дюбелю — на-кась, а не его внешний управляющий! — меж тем продолжал разглагольствовать авторитет, тыча свернутым кукишем чуть ли не в нос притихшему и оторопевшему Гамлету. — У нас свой найдется — хочешь внешний, хочешь — внутренний…
— Навалом всяких, да? — осторожно спросил кавказец, опасаясь очередной вспышки беспочвенной ярости Федора Павловича.
— Да! — Лавр шагнул к окну и раздернул пошире тяжелые портьеры. В спальне сразу стало заметно светлее, что еще больше вдохнуло энергии в хозяина данных апартаментов. Он гордо приосанился и выпятил грудь колесом. — Дюбелю пятак уступишь, он всю сберкнижку захапает! — не унимался именитый вор. — Тут вопрос принципа! — Казалось, Лавриков только сейчас заметил мирно восседавшего в кресле Гамлета и произнес уже не в безликое пространство, а непосредственно в глаза собеседнику: — Ты давай действуй, действуй! Чего расселся? Вставай, беги.
— Сейчас побегу. — Кавказец энергично вскочил на ноги и почти на лету подхватил свой модный кожаный портфель. — Но… Цена? Какой ценой?
Лавр глубоко засунул руки в карманы широкополого домашнего халата и вновь несколько раз качнулся на носках. Машинально поймал себя на мысли, что к нему прилипла еще одна некрасивая привычка.
— В принципиальных вопросах я за ценой не стою, — заявил он, и тут же новая волна агрессии захлестнула его сознание. — Хэ… Дюбель!.. Кто такой Дюбель?! Щенок с молочными резцами!.. Таких дюбелей я в стенку у параши пальцем заколачивал.
Лавр на секунду задумался, затем устало плюхнулся в кресло, где еще так недавно восседал его советник по финансам, и щелкнул в воздухе пальцем. По опыту Гамлет знал, что обычно подобным образом Федор Павлович акцентирует внимание окружающих на какой-то неожиданно созревшей у него в голове идее. Сам кавказец, как правило, опасался этих акцентов. С Лавром любому полагалось держать ухо востро. Никогда не знаешь, какой фортель он выкинет в следующий момент. Гамлет напрягся, как перед ожиданием сокрушительного удара в челюсть, и на его лице отобразилась каменная маска. Интуиция не подвела уроженца гор.