Ната испуганно выдернула руку из его не по-юношески цепких пальцев. Отшатнулась назад и едва не упала, натолкнувшись на круглый подлокотник.
— Ты совсем крейзи, Федечка, да?! — дико взвизгнула она и покрутила пальцем у виска. — «На чердак»! Тогда в подвал лучше! Скажи честно: ты меня не любишь и не хочешь! Все отговорки какие-то дурацкие!
Да, женщину не обманешь. У них, как видно, внутреннее чутье шибко развито. Но и Федечка не мог в лоб признаться в истинных причинах. Он их и сам не знал. Обычное отсутствие подходящего настроя, и ничего больше. В голове роились совсем иные мысли, далекие от похоти.
— Да хочу! — как можно серьезнее заявил он. — Пощупай!
— Тогда зачем проблемы городить с обивкой дивана? — Ната скосила взгляд в направлении Федечкиного паха, но переходить к действиям не стала. Поостереглась.
— Не понимает! — Федор тяжело покачал головой.
— Не понимаю, — заявила она. — В чем дело тогда?
Парню надо было что-то отвечать, а более-менее умного и правдоподобного объяснения в голове так и не созрело. К счастью, положение спас неожиданно затрезвонивший на журнальном столике в прихожей телефонный аппарат. Федечка улыбнулся и, виновато пожав плечами, ретировался из комнаты. Ната слышала, как он снял трубку и заговорил вполголоса:
— Да?.. Да, я… Конечно. Уже еду.
На этом разговор и завершился. Трубка аккуратно вернулась на телефонный аппарат, а Федечка со странной ухмылкой на устах вновь предстал перед девушкой в дверном проеме.
— В чем дело? — спросил он, возвращаясь к прерванному разговору. — В шляпе дело, Нат!.. Хорошо, уговорила! Давай на детском диване грехопадем, черт с ним, с диванчиком! Быстренько!.. Если девушка просит…
Он лихо подскочил к ней, как гигантский паук-кровопийца, обнял длинными ручищами и предпринял дурашливую попытку завалить девушку на диван.
— Фигушки! — Ната уперлась обеими руками в грудь кавалера и оттолкнула его. — Не хочу больше! Не хочу, отстань, извращенец!..
В часы пик на центральных проспектах всегда скапливалось внушительное количество автотранспорта. Народ традиционно торопился в свои уютные обжитые гнездышки, покидая порядком поднадоевшие за восемь часов рабочие места. Такое случалось изо дня в день без каких-либо кардинальных изменений. Еще находясь на работе, человек строит грандиозные планы насчет того, как ему провести сегодняшний вечер, реализовать свое законное право на отдых. Порой, конечно, не всем этим планам суждено осуществиться, но стремиться к ним необходимо. Для кого-то достаточно удобно развалиться в кресле перед включенным телевизором и насладиться общением с голубым экраном, для кого-то куда приятнее оторваться на всю катушку, например в баре или ночном клубе. Третий мечтает просто провести вечер в кругу семьи. Каждому свое.
Лавр с неподдельным интересом наблюдал за этим пришедшим в хаотичное движение муравейником, сидя на заднем сиденье своей допотопной «Чайки». Рядом с ним по-прежнему находился верный Санчо, который то и дело нервно поправлял пальцами не в меру тугую стойку своей сорочки, неприятно натирающую адамово яблоко. Больше всего на свете ему хотелось сейчас избавиться от этого тесного облачения и одеть измученное тело в просторную домашнюю футболку.
На переднем пассажирском сиденье рядом с водителем «Чайки» восседал с сигаретой в зубах Ессентуки. Он культурно дымил своим вонючим «Кэмелом» в раскрытое боковое окно. В отличие от Мошкина начальник службы безопасности не чувствовал дискомфорта от стандартной для него парадной одежды и в настоящий момент маялся только от бездействия. Их академический день, как соизволил выразиться Лавриков несколько часов назад, откровенно затягивался. Все запланированные акции уже были благополучно выполнены, но по какой-то одному ему ведомой причине вор в законе не спешил давать добро на возвращение в особняк. И «Чайка», и черный джип сопровождения авторитета по-прежнему жались к обочине возле здания университета.
— Не-е, — вяло протянул Санчо, возобновляя прерванную пару минут назад беседу. — Я бы с Дюбелем на базар не шел.
При этом он в очередной раз потянул тугую стойку на шее и сделал глубокий вдох. Официальная часть дня уже была завершена, но Мошкин почему-то не спешил избавляться от ненавистного ему галстука.