— Завтрак подавать? — спросил он, нарушая затянувшуюся паузу.
— А как же? — Лавр заставил себя улыбнуться. — Конечно! Сегодня овсянка или манка?
— А чего бы тебе хотелось?
— Свинину на углях, — честно признался авторитет.
— Нельзя. — Санчо виновато пожал плечами.
— Знаю.
Лавр подмигнул соратнику и дружески похлопал его по округлому плечу. Однако опытный в таких вопросах Санчо не мог не заметить грусти в голубых глазах именитого вора. Вот только высказываться по этому поводу счел нецелесообразным.
В десять часов утра в полуподвальном, тускло освещенном зале ресторана «Александр Невский» собралось около пятнадцати человек. Все эти люди разного возраста, внешне во многом отличавшиеся друг от друга, принадлежали к одному социальному сословию. Воры в законе. Признанные авторитеты, получившие свою корону за те или иные заслуги перед воровским сообществом. На своих сходах они обладали правом совместными усилиями принимать важные и порой судьбоносные решения.
На длинном столе, накрытом белой скатертью, не было ничего, кроме пепельниц. При обсуждении деловых вопросов законники придерживались строгого правила: никакого спиртного и никаких яств. Все это предназначалось уже для второй, неофициальной части схода, да и то в тех случаях, когда авторитеты достигали в ходе обсуждений необходимого консенсуса.
Во главе стола находился председательствующий, интеллигентный пожилой мужчина в широких очках, с зажатой в зубах сигарой. На нем был строгий костюм темно-синего цвета, белая рубашка и однотонный галстук бронзового отлива. На пальце правой руки точно такая же массивная золотая печатка, как и у Лавра, расположившегося по правую руку от председательствующего.
Рядом с Федором Павловичем, облаченным в шикарный белый костюм, восседал верный Санчо, по случаю схода также соизволивший втиснуть свое грузное тело в пиджак и отутюженные брюки со стрелками. Мошкин хмуро взирал на всех присутствующих, и особенно на сидящего с противоположной стороны стола Дюбеля. Победоносного выражения на лице конкурента не было. Длившийся уже около получаса сход проходил совсем не так, как ожидал молодой авторитет. События поворачивались таким образом, что Лавр, так удачно подцепленный Дюбелем на крючок, готов был сорваться в любой момент. И только потому, что все присутствующие относились к Федору Павловичу с большим уважением. Дюбель готов был кусать себе локти с досады. Если бы, конечно, мог это делать.
Лавр не брал слова, ожидая того момента, когда его попросят об этом, и на протяжении длительных дебатов был занят лишь тем, что с интересом разглядывал свою воровскую печатку с таким видом, будто видел ее впервые в жизни.
— Все мы хорошо знаем заслуги уважаемого Лавра перед обществом, — громко и с напором вещал председательствующий приятным баритоном, окутываясь сизыми клубами сигарного дыма. — Мы знаем, как щепетильно, даже в ущерб себе Лавр относится к кассе взаимопомощи, к соблюдению всех норм, правил и законов. Его нельзя воспринимать иначе как человека высшей, эталонной пробы…
Присутствующие в зале ресторана одобрительно закивали, соглашаясь с доводами оратора.
— Поэтому я предлагаю, — продолжил авторитет с толстой сигарой в зубах, выдержав непродолжительную, но вескую паузу. — Охладить пыл Дюбеля, поставить на вид… это… — он на мгновение замялся, подыскивая подходящее выражение, — хамство его поведения.
Вновь над столом прокатился гул одобрения, отчего у Дюбеля неприятно заныло где-то внизу живота. Он невольно поморщился, и дрогнувшая рука потянулась к распечатанной пачке сигарет. Конкурент Лаврикова выудил одну сигарету и сунул ее в рот. Щелкнул зажигалкой, затянулся.
— Я еще ничего не предпринимал! — не очень уверенно высказался он в свое оправдание.
— И не надо ничего предпринимать. — Кустистые брови председательствующего, лишь наполовину скрытые очками, сурово съехались к переносице. — Нам всем как воздух необходимы порядок и стабильность! Но… — он выпустил изо рта очередной клуб сизого дыма, — Лавр, именно как эталон законника, должен ответить на один вопрос. Даже не нам ответить, друзья, а самому себе…
Сухо откашлявшись в кулак, председательствующий неспешно перевел взор на расположившегося справа Лаврикова и уже без всякого пафоса или напускного величия обратился к уважаемому законнику, как к своему старому доброму приятелю: