Я так не волновалась на своей первой публичной выставке в своей галерее, и даже на своей выпускной выставке. Те я организовывала с пониманием цели и волнением: «Посмотрите, что я умею!» Эта же доказывала, что я не зря потратила впустую годы своей жизни: доказательство для себя, для моего папы и Джины, и для Бека. Он верит в меня, и я хочу доказать ему, что его вера оправдана.
Звучит тихий перезвон, когда дальше по коридору открываются двери лифта, и я осознаю, насколько тихо во время обеда, когда на этаже никого нет. Я прислушиваюсь к шагам и слышу стук каблуков по полу, приближающиеся к моей двери. Я открываю дверь для Джины, когда она грациозно входит в вестибюль с рисованным оскалом. Для завершения образа ей не хватает лишь меховой шубы и мундштука.
— Лия, вот твоя пицца, — она ставит коробку на стол, слегка сморщив нос. Чеснок пахнет потрясающе. — У них закончились стаканы для твоей содовой, извини. Твой отец передает тебе привет и обещает вернутся с работы вовремя, чтобы присутствовать на выставке сегодня вечером, — судя по ее словам, это невысказанное заявление о том, что ее там не будет. Я не против; на самом деле, я рада, что у нее не будет возможности омрачать мой вечер. Это еще один шаг к совершенству.
— Спасибо, Джина. Благодарю за заботу, — я зову ее присесть, но она уже направляется к двери. — И, Джина, спасибо, что нашла мне эту работу.
Меня нанял Бек, который попросил устроить меня, но мне не помешает оставаться на менее плохой стороне мачехи. Потому что я все еще не верю, что у нее есть хорошая сторона.
— В любое время, Лия. И, может быть, как-нибудь на этой неделе мы вместе пообедаем. Я могу принести сюда свою еду, если нужно…
От притворной улыбки у меня болят щеки и, скорее всего, я выгляжу готовой блевануть, вместо того, чтобы согласиться, но я пытаюсь.
— Я дам тебе знать про свой график, когда мистер Хантсворт вернется в офис. Скорее всего, я буду очень занята, пока он не войдет в курс дела.
Стоило его упомянуть, как из ящика доносится звуковой сигнал сообщения от Бека. Приходится приложить усилие, чтобы тут же не потянуться к нему. Я дожидаюсь, когда Джина исчезнет в лифте, а потом беру свой телефон: «Можешь поприветствовать меня сегодня вечером». Его слова сопровождаются подмигивающим смайликом, живот сводит от похоти и волнения. Это совсем не неприятное ощущение, но я не знаю, смогу ли пережить свою художественную выставку, стараясь не сделать нас с Беком частью презентации. Я не отвечаю на его сообщение; не хватает слов для всего, что я чувствую. Он собирается сделать так, что мне будет трудно сохранять равнодушие.
***
При каждом шаге подол юбки щекочет заднюю часть колена, и только кофе в руке, удерживает меня от почесывания в седьмой раз с тех пор, как я вошла в комнату. Владелица галереи выполняет роль хостес так, как будто всю свою жизнь ждала этой выставки. Честно говоря, я не знала, что в городе так много людей захотят прийти в четверг вечером. В зале полно народу.
Было продано как минимум три произведения: две картины и мрачная скульптура из металла, предназначенная для участия в световом шоу. В стоимость ее покупки входила ее установка. Когда галерея снизит продажи, я получу достаточно денег, чтобы выплатить остаток отцовской ссуды. Через два месяца, скорее всего, я снова буду самостоятельной. А через шесть, возможно, соберу достаточно денег на аренду собственной студии. На этот раз мне не следует слишком сильно тратить свои сбережения. И не стоит ничего начинать, если у меня на счете в банке не будет денег на трехмесячную арендную плату за студию. Учитывая, как все обернулось в прошлый раз…
И еще, действительно ли я смогу уйти из «Хантсворт Индастрис»? Даже всего один день с Беком, за которым последовали пять недель переписки и поддержания порядка, оставили меня не только с приятным банковским счетом, но и ощущением, что я ‒ часть места, которое меняет мир, и мой в том числе, к лучшему. Бек создал компанию, которая действительно творит добро. Пока у меня получается заниматься искусством в свободное время, я могу оставаться его секретарем.
Ноги болят из-за высоких каблуков, когда я заканчиваю третий обход гостей с их вопросами. Таша стоит в углу с нахмуренным от беспокойства лицом и играет со своим телефоном. Каждый раз, когда я к ней приближаюсь, она находит с кем поговорить. Подруга говорит, что у нее много дел перед предстоящим турниром. Можно было обидеться, но нашей дружбе столько лет… я дам ей возможность объясниться позже. Сейчас я особо об этом не задумываюсь, так как мне есть на что отвлечься.
Завтра займусь Ташей. Несмотря на ее возражения, что все в порядке, я вижу, что ей нужно поговорить. И просто хочу, чтобы она мне открылась.
— Лия, все выглядит великолепно, — папа сжимает мое плечо, глядя на произведение в смешанной технике, которое простирается от пола до потолка. Я привезла его с собой из своей студии и собрала здесь в галерее. — Я знал, что ты хорошая художница, но, видимо, не слишком внимательно рассмотрел то, что хранилось вне дома. Я так горжусь тобой, милая, — я наклоняюсь в его неловкие объятия. — Твоя мама тоже гордилась бы тобой.
На глаза наворачиваются слезы, и я упрекаю его за то, что он заставил меня плакать.
— Папа! Ты испортишь мне макияж! — я сую свой кофе ему в руки и иду туда, где Таша охраняет мою сумочку. Несмотря на то, что ее глаза прикованы к экрану телефона, она уже протягивает мне салфетку.
— Спасибо, — бормочу я. Я вытираю следы от подводки. — Насколько все плохо?
Таша слегка улыбается.
— Ты великолепно выглядишь. И, Лия, если та розовая картина в другой комнате не продастся, я куплю ее для своей комнаты.
И она снова теряется в своем телефоне. На этот раз Таша отвечает на звонок. Подруга шепчет и отворачивается, и если бы не блеск в ее глазах, я бы подумала, что произошло что-то плохое. Таша фигово хранит секреты. И это единственная причина, по которой я знаю, что не будет неожиданной вечеринки-сюрприза по случаю празднования моей выставки.
Я возвращаюсь туда, где папа болтает с одним из своих друзей, и вижу, как по коридору движется огромный букет цветов из белых роз и лилий индиго, которые оттеняются самой темной зеленью. Я ни разу не видела, чтобы флористы использовали ее в композиции. Букет выглядит словно из сада мечты. Цветы опускаются, и над ними улыбается Бек.
— Поздравляю, Лия. Ты сделала это, — он вручает мне хрустальную вазу с цветами и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Поцелуй очень целомудренный, я не совсем понимаю, делает ли он это потому, что здесь мой отец или потому, что пытается создать между нами дистанцию. Его лицо ничего не выражающее, но любезное, такое же, как во время общения с любым коллегой. Бек так хорошо пахнет парфюмом, но с примесью своего аромата. У меня слюнки текут, когда я вдыхаю его, и разум воспроизводит ощущение его тела на мне, внутри меня, и я издаю стон.
Бек улыбается, и я знаю, что он меня слышал. Его образ для публики ломается; в его глазах появляется голод, и я чувствую потребность, тянущуюся между нами. Бек идет позади меня, его пальцы скользят по верхней части моей задницы, и мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он ухмыляется, когда я откликаюсь на его прикосновение. Его маска возвращается, когда он плавным движением поворачивается, приветствуя моего отца и его товарищей. Так легко забыть, что на протяжении пятнадцати лет они были друзьями в силу сложившихся обстоятельств, благодаря мне с Ташей.
Я знаю, что улыбаюсь, как влюбленная идиотка… любовь? Я обдумываю это слово, пока несу цветы на пустое место, где лежат уже готовые и постоянно пополняющиеся легкие закуски. Когда я смотрю вверх, Таша пристально смотрит на меня. Щеки начинают пылать оттого, что меня поймали. Она слишком хорошо меня знает, чтобы списать мое легкомыслие на радость по поводу цветов. Я не хочу, чтобы она знала обо мне и Беке. Она не поймет. Я пообещала ей… Мое сердце болит от двуличности этого поступка, разрывается от осознания того, что я не должна делать это снова. Нет, если хочу иметь шанс сохранить свою лучшую подругу.
Цвета букета напоминают мне кое-о-чем. Я отрываю бархатный лепесток лилии, чтобы унести его индиго красоту с собой в помещение галереи. Там, вокруг кусков стекла и зеркал, образующих гигантский сложный глаз, ‒ те же оттенки ночного неба, что и цветы. Укладываю лепесток в зазор между шестерней и гвоздем. Если эта штука не продастся, я попытаюсь сохранить цветы и как-нибудь прикрепить их. Для меня эта фигура всегда будет той, что была свидетелем моего первого поцелуя с Беком.