Зачем понадобились Кот Котович и все представление? Хотел себя показать! Это в неполных-то два с половиной года. Почти тогда же выяснилось (но этот эпизод я знаю по рассказам тещи), что Женя не только осознавал свое двуязычие, но и козырял им. Он бегал среди детей и кричал: «Car значит „машина“, lorry значит „грузовик“», – и тому подобное (тогда мы еще говорили lorry, а не truck). В маленьком ребенке мы узнаём себя, часто в пародийном качестве. Жене исполнилось шестнадцать месяцев, когда Ника подарила ему новую рубашку. Он откровенно ликовал и не хотел ее снимать. Вероятно, и в Никиной сорочке, и в других предметах нашей одежды имелось нечто, отвечавшее его эстетическим потребностям.
Дети немыслимы без любимых игрушек, и не всегда ясно, почему именно на них пал выбор. У Жени сразу за той сорочкой шла шапочка с помпоном. Он его все время нюхал, наверно, принимая за цветок (а к живым цветам долгое время оставался равнодушен, предпочитая листья и неказистые былинки), и всем совал под нос. Мы тоже нюхали и восхищались, так как без сопереживания он не мог прожить ни секунды. В ту пору он обожал взять какой-нибудь предмет и нес его показывать. Если никакой реакции не следовало, он призывно орал. Если я говорил: «Но, Женя, так ведь это твоя рыбка», – он крякал с интонацией, которая совершенно ясно расшифровывалась как: «А ты-то что подумал? Конечно, рыбка».
Обида, особенно часто связанная с инстинктом хозяина, обладателя, – предсказуемая реакция на несправедливость: отняли игрушку или еду – ребенок плачет или бросается в драку. Поучительнее наблюдать, как просыпается в малыше чувство собственного достоинства или, может быть, ущемленного самолюбия. Оно растет с возрастом, но его первые проявления видны на редкость рано. Однажды я ехал в пригородном поезде. Напротив меня девочка лет девяти и мальчик лет пяти-шести ели покупные пирожки с мясом. В какой-то момент у девочки оказался почти целый пирожок, а у мальчика – ничего. Бабушка сказала девочке: «Дай ему кусочек». Но девочка была умной и ответила: «Это моя порция. Я ем медленно, а он – быстро». Мальчик ударился в слезы, и сестра тут же пожалела его и стала совать кусочек. Но мальчик уткнулся в окно, плакал и отталкивал девочку. Она положила полпирожка рядом с ним, и он потом взял его.
Нечто сходное я заметил в Жене на исходе его второго года. Он играл какой-то бутылочкой – и трах ею о зеркало. Я в ужасе отобрал «игрушку». Начался рев. Я уже и сам был не рад, что отнял злополучную бутылку (чем бы дитя ни тешилось), и вернул ее: «На, на!» Но он ее не взял и точно так же отталкивал мою руку, как тот мальчуган в поезде. Я оставил бутылку поблизости, и, когда можно было спасти свою честь, то есть взять желанный предмет по доброй воле, не будучи никем к этому подстрекаемым, он его взял.
Впрочем, на таких вершинах морального совершенства мы оказывались нечасто. Типичнее была уже упомянутая дилемма буриданова осла. Незадолго до двухлетнего рубежа Женя мог сделать выбор (подчас вздорный): хочу слушать ту книгу, а не эту, хочу начать обед со второго блюда, а не с первого. Но бывало, что не хотелось жертвовать ничем. Например, я показывал ему две книги: «Кота в сапогах» (весьма ценимого Кота Котовича, которого я с листа переводил на английский) и натуральную английскую, присланную из самой Англии историю о красном паровозике (паровоз по-английски engine, энджин). Что будем читать? «Эдзя» (то есть engine). Но стоило мне дотронуться до переплета, раздавался крик: «Пысь!» (то есть Puss, «Кот в сапогах»), и так много раз. Начать чтение не удавалось: буриданов осел подыхал голодной смертью.
Женя был в состоянии сказать, что ему хочется, но не сделать выбор между двумя в равной мере соблазнительными возможностями. «Кто ты хочешь, чтобы укладывал тебя спать: мама или папа?» – «Папа». – «Хорошо». Ника собирается уходить. «Мама». Я поднимаюсь с дивана. «Папа». И так до бесконечности, и при любом варианте слезы. Поняв суть дела, мы навсегда отказались от альтернативных вопросов. Я уверен, что в педагогической литературе давно напечатано жирным шрифтом: «В общении с малышом избегайте слова „или“», – но тогда я полезной литературой пренебрег (не до того было), а теперь изучать ее незачем, да и пишу я воспоминания, а не диссертацию и вполне могу обойтись без обзора источников. Я и так понимаю, что в бесконечной цепочке отцов и детей не был первым.