Детские книги завалили нашу шестнадцатиметровую комнату с пола до потолка: народные сказки, Чуковский, Маршак – привычный набор. Не совсем безнадежно обстояли дела и с английским чтением. Видимо, на экспорт и для туристов в СССР переводилась та же классика: стихи и всякие волки-лисы-зайчики. По крайней мере, в Ленинграде это хозяйство продавалось свободно и стоило копейки; цветные иллюстрации брались из русских изданий. Кое-что в переводе звучало топорно, но, например, «Мойдодыра» и «Доктора Айболита» вполне можно было читать. Многое я перевел сам; особенно памятен мне «Усатый-полосатый». Такого же рода книжки – с восточным уклоном – издавались в Китае, и знакомые осчастливили нас ворохом этой литературы. В собственном шкафу я обнаружил подаренный мне когда-то сборник сказок народов мира, неплохой томик чешского производства. Там, кроме «Колобка», обнаружилась «Репка».
Эта «Репка» пользовалась у Жени большим успехом по утрам, так как возобновились сказки между пробуждением и завтраком («Спи немедленно» подействовало ненадолго). Репку в конце концов вытягивали, но сначала излагались общие сведения по ботанике: какой был у старика огород, как прорастают семена, где съедобны вершки, а где корешки.
В борьбу за урожай вступали все имевшиеся в наличии звери во главе с красным львом. Странные взаимоотношения собак, кошек и мышей исследовались более серьезно, чем остальные перипетии. Ближе к восьми часам (приходу дедушки с тремя мисочками) репку привозили домой, мыли, чистили, нарезали, варили и съедали на первое и второе – этот акт и служил терпеливо ожидавшейся кульминацией эпопеи; он сопровождался одобрительным гулом: хоть и не сам съел, а все-таки приятно. Те, кто беспокоился, что мой сын повзрослеет и станет «настоящим мужчиной» без английского варианта этой сказки, ошиблись.
«Колобок» был менее популярен, и однажды Женя заметил, что к тому времени, когда его съела лиса, он так долго катился по земле, что стал очень грязным. Я пояснил, что для зверей это обстоятельство несущественно. Страх перед всякими нечистотами сохранился у Жени надолго. Ника прочитала ему, уже семилетнему, главу о Тёме и Жучке. «Скажи, – спросила она, – а ты бы полез в колодец, чтобы спасти любимую собаку?» Сознавая, что ответ характеризует его в невыгодном свете, он со смущенной улыбкой ответил: «Нет, мама. Там так темно и грязно». «Три поросенка» растворились в тумане, чтобы без средств передвижения вернуться к нам в Америке, когда по русской книжке о них Женя учился читать, не водя по странице пальцем, и страница та была обильно полита слезами.
Сочинять сказки для полуторагодовалого ребенка – дело ответственное и совсем не простое. Что он понимает, определить трудно (надо полагать, до него доходит многое), но Женя слушал внимательно, так что рассказы требовались увлекательные. Нехитрое дело – зачин: «Женечка, знаешь что?..» Но увидев крайнюю сосредоточенность на лице слушателя, нельзя остановиться: ясно, что он постарается выловить полезное сообщение (вдруг в потоке речи мелькнет упоминание об апельсиновом соке или еще о чем-нибудь съедобном?). Дедушка, например, всегда спрашивал: «Ты знаешь, куда мы завтра пойдем?» – и сам себе торжествующе отвечал: «Гулять». Достойный, но не авантюрный сюжет. У бабушки (на даче) была такая сказка: «Знаешь, иду я по улице: идет Мулька большая и Мулька маленькая, а за ней Мурка большая и Мурка маленькая». Мулька – это уже фигурировавшая собака, которую мы после долгих страхов погладили. Любопытный случай удвоения, но тоже не «Тысяча и одна ночь».
Одна из моих сказок была похожа на «Колобок». Шел дедушка и нес суп, а по дороге встретилась ему большая черная собака (центральный персонаж дачного фольклора). Собака и говорит: «Дедушка, дай мне твой суп». Но дедушка отвечал: «Нет, не могу: этот суп я несу Жене», – и шел дальше. Затем ему попадался рыжий кот, красный лев и многие другие. Диалог не менялся. Избежав все опасности, дедушка приносил суп домой, и Женя его съедал.
Воображаемые попытки отнять Женину еду имелись и позже. Дедушка изобрел некоего сомнительного персонажа, именуемого козленочком (Жене уже было два года). Он нес для Жени яйца (что для данного животного нетипично) и давал молоко (чего от козла было ждать и совсем невозможно). Награды за свои подвиги он не имел никакой, и за это я прозвал его козленочком отпущения. Напротив, когда Женя капризничал, дедушка вперял взгляд куда-то в окно и грозно говорил: «Козленочек, уходи! Козленочку ничего не дадим, все съест Женечка».