Ханко был под обстрелом. Горели дома, нордовый ветер нес к морю дым и копоть. И разлитая нефть плыла по воде.
Моряки освободили все кубрики и койки на тральщиках и начали принимать людей. А как принимать, если с берега бьет артиллерия, а с воздуха бомбят фашистские самолеты?
Тяжелая была погрузка… Но все-таки тральщики загрузились и еще по восемьдесят человек взяли на верхнюю палубу. Пошли…
А идти нужно было между своих же мин, узким фарватером.
Командир головного, «Кнехта», две ночи не спал и был контужен, но стоял на правом крыле мостика. Он поглядывал на море и на небо, а море и небо были чистые и ясные, как нарочно.
А когда смотрел командир на палубу — видел всюду белые повязки да костыли. И красного креста не надо, и так понятно: походный госпиталь, а не тральщик.
И вот половину фарватера не прошли, банку Аякс миновали — загремели колокола громкого боя! Тревога! Самолеты!
Госпиталь на палубе зашевелился… А куда денешься? Одно дело — атаки ждать с целыми руками и ногами, и драться, и знать, что, в случае чего, в воде окажешься, так хоть до подхода своих поплаваешь. А тут беспомощные и обескровленные люди.
«Юнкерсы» со стороны солнца сваливаются в пике, и бомбы начинают рваться около тральщика.
У тральщика какая от бомб защита? Стрелять по самолетам можно, а всей брони у «Кнехта» — ледовый пояс толщиной в десять миллиметров.
Глядит командир на самолеты, вцепился руками в поручни. Совсем дело скверное.
И вдруг слышит с палубы слабо так зашумели: «Наши… Наши!..»
И верно, наши. С аэродрома Ханко немцев увидели, и два наших «ишачка» — так истребитель наш «И-16» называли — взлетели и высоту набирают.
Немцы были заняты тральщиками и не сразу наши самолеты заметили. А когда заметили, поздно было, головной «юнкерс» задымил и в залив упал. Что тут на палубе началось! Раненые костылями машут, «ура» кричат… Бескозырки вверх полетели…
А «ишачки» только короткими крыльями покачивают.
Два оставшихся «юнкерса» бомбы как попало по заливу рассеяли, а тральщики на чистую воду выскочили и курсом на Кронштадт легли.
БОМБЫ
Это было в августе 1941 года. Фашисты окружили Ленинград и двигались уже по направлению к Москве. Каждую ночь они бомбили наши города, а советские летчики отвечать им тем же не могли: фашистам с захваченных аэродромов летать близко, а нашим самолетам до Берлина не достать — на обратный путь не хватило бы бензина.
И вдруг, посчитав, наши летчики обнаружили, что есть один такой аэродром на нашем острове Эзель в Балтийском море, откуда можно долететь до Берлина и вернуться назад. И они нанесли по Берлину первый удар, а потом второй. Стали бомбить столицу гитлеровской Германии!
Но скоро случилось так, что на этом аэродроме кончились все бомбы и подвезти никак было нельзя: фашисты перерезали железную дорогу Ленинград–Таллин и вышли к южному берегу Финского залива. Нет бомб — и не летают наши самолеты на Берлин. Хоть рельсы под крылья подвешивай! И такое во время войны бывало… Тогда послали из Кронштадта два корабля с грузом бомб. Но они оба подорвались в пути на минах и затонули. А летчики ждут.
Тральщик «Кнехт» только что вернулся с боевого задания, и командир его отдыхал. Приходит вестовой: срочный вызов в штаб. Командир пришел в штаб, а там приказ: «Не считаясь с потерями, доставить на остров Эзель срочный груз…» Ясно, какой груз: бомбы. Погрузили их на тральщик тридцать штук, здоровенные — по пятьсот килограммов и по тысяче! Бомбы эти матросы прямо на палубе уложили, словно бревна, и закрепили. А детонаторы, взрыватели то есть к бомбам, командир в своей каюте в сейф закрыл. Каюту запер и ключ — в карман.
Вышли в море. У острова Лавенсаари видит командир, что над тральщиком фашистский самолет-разведчик «рама» летает. Кружит, рассматривает тральщик, наверное, своим сообщает. Комиссар говорит командиру: «Ну, командир, фотографирует нас этот чертов фриц. Сейчас бомбардировщики прилетят…»
Командир молчит. На море смотрит. А на море — ни тумана, ни облачка, ни дымки. Видимость полная. Тральщик — как на ладони. Не спрячешься.
И верно, прилетели вражеские бомбардировщики. Много — парами идут и поодиночке. Сколько их было, и не считали. Самолет за самолетом, триста бомб сбросили фашисты. Носовое орудие тральщика стреляло, стреляло и вдруг замолчало. В чем дело? Докладывают командиру: «Снаряды кончились. Остались одни практические…» Это, значит, болванки, которыми по учебным щитам стреляют… Командир приказывает: «Огонь практическими!» Это чтобы те, кто внутри корабля, кто бой не видит, а только слышит, знали, что орудие не молчит, отбивается…