Сигнальщика на мостике убило, комиссара ранило. Остался один командир, от копоти черный, как головешка. Одна бомба возле борта ухнула так, что компас из карданова подвеса вылетел! Но тральщик уже к Таллину подошел и стал на рейде под защиту зенитных батарей — бомбы выгружать.
Стоит тральщик на рейде, смотрят моряки: горит город. Больно смотреть.
Хотели раненого комиссара на госпитальное судно, которое в Кронштадт уходило, переправить, а он подозвал командира и говорит: «Командир, вместе мы с тобой плавали, вместе воевали, и уж если тонуть — пускай тоже вместе…»
Махнул командир рукой: оставьте его, мол, на тральщике…
Бомбы на катера перегрузили и дальше на Эзель повезли.
И снова наши летчики бомбили Берлин. Пехотинцы говорили тогда: «Раз летчики долетают, и мы дойдем!»
СОЛДАТ С ВИНТОВКОЙ
В теплую августовскую ночь 1941 года тральщик «Кнехт» уходил из Таллина. К городу приближались фашистские войска, и город и порт было приказано оставить.
Узкий и длинный голубоватый корпус корабля то входил в полосы тумана, то стремительно выскальзывал из них. Клочья тумана вились вдоль бортов, цепляясь за леерные стойки. Только миновали мыс Юминда, как вахтенные доложили командиру:
— Прямо по курсу видны люди на плавающих предметах!
Командир поднял к глазам тяжелый бинокль. Далеко на пологих волнах качались обломки досок… Люди звали на помощь… Это были моряки и пассажиры с торпедированного фашистами транспорта.
Командир приказал вахтенным наблюдать за морем и воздухом. Он знал: застопорит тральщик ход — его легко можно потопить торпедой или бомбой.
Вывалили за борт шлюпки, принялись подбирать с воды людей. Бросали концы с бортов тральщика тем, кто сам подплывал, подтягивали, вытаскивали. Спасли тридцать человек. Тральщик дал ход. Забился на ветру флаг. Небо чистое, горизонт ясный. Справа слышен грохот канонады — бой идет на суше. Слева по воде грохот доносится — бой идет на море…
Снова вахтенные докладывают командиру:
— Видим обломки корабля… Людей… Слева по борту…
Развернулся тральщик. Подошел. Застопорил машины. Хорошо, что самолетов врага не видно, где-то в другом квадрате, в другой части залива нападают на наши корабли. Чуть движется тральщик по инерции в тишине. Люди с воды кричат, руками сильно по воде плещут: боятся, что не заметят, не подберут. Пулеметы тральщика стерегут небо, пушки стволами нацелились в море…
— Подобрали сорок четыре человека, — доложили командиру. — Все помещения на корабле заняты спасенными.
— Возьми ключ, — сказал командир комиссару, — открой мою каюту. Двух человек можно положить на койку, трое поместятся на полу. — И скомандовал: — Полный вперед!
Помчался, полетел на крыльях белой пены тральщик. На предельных оборотах работают машины. Уже далеко позади оставили остров Сескар, и до Кронштадта несколько часов ходу. Снова вахтенные:
— Человек за бортом! Много людей на воде!
И снова командир приказывает остановиться. Сам на мостике словно застыл, навис над палубой. Уж и людей принимать некуда. Но и в море не бросишь! Командир молчит не подгоняет матросов, ждет. Всех до единого, кажется, подобрали… Нет, видят, один еще далеко плывет… Командир присмотрелся: человек в одном нижнем белье, в руке — винтовка со штыком, другой рукой подгребает… Подобрали и его… На палубе обессилел человек, упал на руки матросам.
— Прикажи, чтобы дали одежду, — сказал командир комиссару, — да узнай фамилию. Этого солдата к награде бы представить… Солдатский долг твердо помнит. Штаны не успел надеть, а винтовку взять не забыл…
Помчался вперед тральщик. Уже близко и Кронштадт, виден кронштадтский собор.
…Добрался тральщик до своих и всех спасенных доставил в порт.
А тот солдат с винтовкой так среди других незаметно на берег и сошел.
СПАСЕННЫЙ ТЕНДЕР
Когда в 1941 году фашистские войска замкнули кольцо блокады, к осажденному Ленинграду осталась одна дорога — Ладожское озеро.
По Ладоге на канонерских лодках, баржах, катерах к городу подвозили патроны, хлеб, горючее, медикаменты, а обратно эвакуировали детей, женщин и раненых.
Стояла глубокая осень. Холодные ветры гнули прибрежные камыши.
Небольшой тендер с трудом шел по озеру. Тендерами на Ладоге называли плоскодонные суденышки, похожие на маленькие баржи. Двигатель на них был слабый, а о мореходности и надежности и говорить не приходилось… На палубе, завернувшись кто во что мог, лежали дети и старики. Их переправляли на Большую землю.