— Где же она теперь?
Иакинф пропустил вопрос мимо ушей.
— На театр она ни за что возвратиться не хочет, — продолжал он. — Да из-за поврежденной ноги это вряд ли и возможно теперь. Вот я и приехал, дабы порешить дело сие миром, не предавая огласке.
— Да вам-то, ваше высокопреподобие, вам-то какое дело до нее, позвольте узнать?
— Я желал бы ее выкупить.
— Выкупить? Вы? Монах? Ха-ха-ха!..
— Да, да! Выкупить, дабы она могла получить отпускную и поселиться в Казани. Как вольный человек, с видом на жительство. Надобно ли мне говорить, милостивый государь, что руководит мною простое человеколюбие? Свидетельством тому — мой сан.
— О да! Je trouve cola fort naturel {Я нахожу это вполне естественным (франц.).}, - не без лукавства улыбнулся Есннов. — Но просьба, с коей вы изволите обращаться, как это сказать?.. Très embarassant {Весьма затруднительна (франц.).}.
— Я готов уплатить сумму, которую вы соблаговолите назвать.
— О! C'est chevaleresque {Это по-рыцарски (франц.).}. Но известно ли вам, отец Иакинф, что девка сия мне не принадлежит?
Иакинф удивленно взглянул на Есипова.
— Изволите ли видеть, ваше высокопреподобие, владелец ее — вятский помещик, отставной прапорщик Дмитрий Харламов.
Это было для Иакинфа совершенно неожиданным. Он продолжал выжидательно смотреть на Есипова.
— Прослышал он о моем театре и решил такой же у себя завести. Вот и определил Наталью в числе прочих девиц в мою труппу — на обучение.
После приятного и обильного обеда Петр Васильевич был в превосходном настроении. Развалясь в покойном кресле, расстегнув нижние пуговицы камзола, он не без расположения поглядывал сквозь дымок сигары на странного монаха, явившегося к нему с предложением столь необычным и неожиданным. Избалованный угодливым своим гаремом, он поначалу был просто взбешен строптивостью новой актерки. Но с тех пор минуло уже две недели, а он не был злопамятен. Да и понимал, что насилие над ней к добру не приведет. Сам же он ничего, кроме радостей, от жизни не требовал. Трагедии были ему не по душе. И на сцене-то он предпочитал водевили и волшебные оперы.
Выслушав Иакинфа, он даже рад был без шума и огласки покончить с этой "нелепой гисторией". Петр Васильевич обладал счастливым даром вовремя уклоняться от того, что сулило лишь хлопоты да огорчения. К тому же, настроенный благодушно, он не прочь был помочь этому молодому и симпатичному монаху, который, конечно же, не без причины решился на такой рискованный шаг. Обеты монашеские обетами, а молодость — молодостью.
Отвечая на расспросы Иакинфа, Есипов сообщил, в каком уезде живет Харламов, и прибавил, что сам он, со своей стороны, не будет иметь каких-либо претензий, ежели ему будет уплачено четыреста рублей ассигнациями за ее содержание и обучение.
На другой же день, придумав какое-то дело в тамошнем монастыре, Иакинф, испросив разрешение преосвященного, поскакал в Вятку и, спустя несколько дней, вернулся с отпускной Наташе и ее матери Пелагее Филатовой. Отпускная на всякий случай была помечена задним числом.
III
Когда вечером, еще забрызганный дорожной грязью, с отпускной в руке, Иакинф явился в домик над Кабаном и протянул Наташе гербовую бумагу, даровавшую ей свободу, та закружилась по комнате, а потом, совсем уже неожиданно, с простодушной благодарностью бросилась ему на шею.
Иакинф подхватил ее на руки и ощутил у себя на губах ее губы. Горячие, чугь потрескавшиеся, они задрожали. На мгновение он увидел перед собой ее испуганные глаза и не смог совладать с собой. Он забыл обо всем на свете — о монастыре, о дикости человеческого вымысла, обрекающего его на обет целомудрия и безбрачия, о старухе за перегородкой…
Когда Иакинф проснулся, ирозорчатый светлеющий сумрак наполнял комнату. На переплете окна загорелись отсветы зари. Он приподнялся на локте и поглядел на ту, что лежала рядом. Рассыпанные по подушке волосы цвета ярого меда, чуть вздернутый нос, плотно смеженные веки, покрытые синей тенью…
Что это за женщина?.. Две недели назад он и не подозревал о ее существовании и, если бы не этот случай на дороге, наверно, никогда бы и не узнал. И вот она лежит рядом, и он чувствует тепло ее тела, а в сердце боль от мысли, что это ведь не та, которую он любил все эти годы и потерял так безвозвратно. Сколько часов, дней, лет провел он рядом с Таней и не смел открыться, взглянуть ей прямо в глаза, коснуться рукой ее волос. А тут, будто многоопытный искуситель, пользуясь порывом доверчивой благодарности, овладел этой чужой, попавшей в беду актеркой. А на что она ему? Да и что он будет делать с ней — он, ушедший из мира инок?