- Все мы знаем, - говорил он, завершая свое выступление, - что Гриауль действительно оказывает влияние на людей. Вопрос в том, способен ли он, так сказать, дотянуться из долины Карбонейлс до Порт-Шантея. Однако, по моему мнению, этого вопроса нам задавать не следует. Взгляните сюда, - он указал на судейскую скамью, - и сюда. - Его рука вытянулась в сторону резных изображений дракона на косяке дверей в дальнем конце залы. - Образ Гриауля можно встретить в Порт-Шантее повсюду, что символизирует близость дракона к нам и подчеркивает тот факт, что вся наша жизнь так или иначе связана с ним. Возможно, мы в состоянии сопротивляться ему с большим упорством, чем те, кто живет в Теочинте, но расстояние, которое разделяет нас, вряд ли является для него помехой. Он видит и запоминает нас, и неужели вы думаете, что, если ему что-нибудь потребуется, он не сумеет нас о том известить? Он может все. Он - бессмертная, непостижимая тварь, чье существование, подобно представлению о Боге, бросает тень на все, что бы мы ни делали. И нам не дано измерить глубину ни божественного промысла, ни намерений Гриауля. - Коррогли умолк, оглядев поочередно лица всех присяжных. Освещенные лучами зимнего солнца, они казались бледными и изможденными, похожими на лица тяжелобольных, которые надеются-таки на выздоровление. - Гриауль здесь, господа присяжные! Он наблюдает за нами! Быть может, он даже участвует в процессе. Загляните в себя. Вы уверены, что он взирает не на вас? А это, - он поднял со стола обвинения Отца камней, - вы уверены, что этот самоцвет не его знак? Обвинитель скажет вам, что перед вами обыкновенный камень, но послушайте меня: он далеко не обыкновенный! - Коррогли прошелся с камнем в руке вдоль скамьи присяжных те испуганно перешептывались. - Вот орудие Гриауля, средоточие его воли, средство, с помощью которого воля дракона осуществилась в Порт-Шантее, вне пределов досягаемости его мыслей. Если вы сомневаетесь, если вы не верите в то, что камень на моей ладони порожден драконом, который наполнил его своим желанием, тогда прикоснитесь к нему. Вы ощутите в нем биение жизни. И запомните: как вы воспринимаете его, так и он воспринимает вас.
Затем суд заслушал сторону обвинения. Полицейский чин подтвердил подлинность показаний Лемоса. Несколько свидетелей заявили, что видели, как резчик трудился над Отцом камней. Старый пьяница поведал свою историю о том, что Лемос швырял камни в придорожный столб; нашлись и такие, на чьих глазах он ворвался в храм. Коррогли ограничился тем, что установил для себя и для присяжных: никто из свидетелей не знал истинных намерений Лемоса. В большем надобности не было - защита обойдется и без, разумеется невольной, поддержки обвинения.
Какое-то время спустя для дачи показаний вызвали Мириэль. Ее рассказ, вовсе не исполненный враждебности, как того ожидал Коррогли, явно пробудил в присяжных сочувствие к Лемосу. Всем было ясно, что девушке не по себе, что она презирает своего отца и тем не менее испытывает чувство вины, поскольку вынуждена свидетельствовать против него. А из этого следовало, что Лемос был заботливым и любящим родителем и что презрение к нему возникло у дочери, вне всякого сомнения, под дурным влиянием Земейля. Кое о чем Мириэль, однако, предпочла умолчать. Так, она отрицала свою причастность к "великому делу" Земейля, а с точки зрения Коррогли - утаила и кое-что еще. Он попробовал разговорить ее и коснулся при перекрестном допросе причин, по которым она присоединилась к культу.
- Я не совсем вас понял, - сказал он. - Что, собственно, побудило вас примкнуть к приверженцам столь мрачной религии?
- Это было много лет назад, - ответила девушка. - Я не помню. Может, любопытство или желание сбежать от отца.
- Вот как? Сбежать от отца? Ведь он стремился оградить вас от многочисленных пороков, свойственных жрецам храма. Какая неоправданная жестокость с его стороны!
- Если защитнику угодно высказывать свое мнение, пусть он выберет для этого иное время и место, - вмешался Мервейл.
- Поддерживаю, - заявил судья Ваймер.
- Прошу прощения. - Коррогли склонил голову. - Итак, что же привлекло вас в храм? Земейль?
- Не знаю. Наверное.
- Физическое влечение?
- Нет, сложнее.
- Что значит "сложнее"?
- Я не знаю, что вам ответить, - проговорила девушка, облизнув губы.
- Почему? Такой простой вопрос...
- На свете нет ничего простого! - воскликнула Мириэль. - Вы не доросли до того, чтобы понять это!
Коррогли задумался над тем, что же она может скрывать. Впрочем, не стоит, пожалуй, особенно на нее давить, иначе она, чего доброго, ударится в слезы, а тогда симпатии присяжных переметнутся от ее отца к ней самой, чего допустить никак нельзя. Допрашивая ее, он постоянно ощущал между собой и Мириэль некую связь, как будто они были соучастниками какого-то преступления, и ему с трудом удавалось сохранять хотя бы видимость незаинтересованности, ибо девушка в своем черном платье с кружевами выглядела весьма привлекательно. Он вдыхал исходивший от нее аромат апельсинов и мало-помалу убеждался в том, что она ему более чем нравится, что судьба после стольких лет разочарований и неудач наконец-то улыбнулась ему.
На Мириэль допрос свидетелей обвинения закончился, и судья Ваймер объявил перерыв до завтра. Лемос просидел все заседание этаким серым истуканом, безразличным к тому, что творится вокруг, и Коррогли, как ни старался, не сумел его расшевелить. С коротко стриженными волосами, исхудавшим, бледным лицом и торчащими ушами - резчик выглядел так, словно он продолжительный срок подвергался самому бесчеловечному обращению.
- Все хорошо, - сказал ему Коррогли, когда они остались вдвоем. - До сегодняшнего дня я не был уверен в присяжных. Мне не давала покоя мысль, что у нас маловато фактов, подробностей. Но, как выяснилось, подробности нам и не нужны. Присяжные склоняются к тому, чтобы поверить вам.
Лемос буркнул что-то неразборчивое и провел указательным пальцем по трещине в столешнице.
- Однако мы бы добились большего, если б смогли только объяснить, почему Гриауль возжелал смерти Земейлю, - продолжал Коррогли.
- Мириэль, - произнес Лемос. - Она сегодня была не такой чужой, как обычно. Может, вы еще разок попросите ее прийти ко мне?
- Хорошо, я попрошу ее вечером.
- Вечером? - переспросил Лемос, искоса глянув на адвоката.
- Да, - ответил Коррогли и торопливо прибавил: - Я схожу к ней, потому что мне хочется, чтобы она навестила вас. Я готов пойти на что угодно, только бы вы очнулись. Поймите, ведь ставка - ваша жизнь!
- Знаю.
- Что-то не похоже. Я попрошу Мириэль навестить вас, но мой вам совет забудьте о ней, не навсегда, конечно, а лишь на какое-то время, и сосредоточьтесь на процессе. А когда вас освободят, можно будет подумать и о родственных отношениях.
- Ладно, - пробормотал Лемос, глядя в окно на багровый диск заходящего солнца.
Окончательно сбитый с толку, Коррогли принялся собирать свои бумаги.
- Я знаю, - проговорил Лемос.
- Что? - не понял Коррогли.
- Я знаю про вас с Мириэль. Мне всегда было известно, с кем она спит. У нее сразу меняется взгляд.
- Неужели вам самому не смешно? Я...
- Я знаю! - повторил Лемос неожиданно окрепшим голосом. - Не надо считать меня глупцом!
Ошеломленному Коррогли подумалось, что намеки Мириэль на отнюдь не родительскую любовь к ней отца, пожалуй, имеют под собой реальную почву.
- Даже если бы я...
- Я запрещаю вам видеться с ней так! - Лемос ухватился за край стола. Запрещаю!
- Мы вернемся к этому разговору, когда вы успокоитесь.
- Нет! Едва она созрела, мужчины вроде вас начали пользоваться ее телом. Но теперь...
- Молчать! - крикнул Коррогли и стукнул по столу кулаком. - Вам что, не терпится умереть? Вы будто нарочно мешаете мне вести дело. Обещаю вам: если вы не прекратите свои выходки, я брошу стараться. Чего ради? Вам словно все равно, жить или не жить, хотя, быть может, вы просто-напросто притворяетесь. В таком случае смотрите, как бы притворство не довело вас до беды.