— Удивительная девушка эта ваша дочка, — сказал он затем. — При ней я чувствую себя пережитком. — Он взглянул на свои наручные часы. — Половина второго, — сказал он. — Положу начало Исходу.
Мистер Примби услышал отрывки прощания Тедди Уинтертона и Кристины-Альберты.
— Да или нет? — сказал Тедди.
— Нет! — отрезала Кристина-Альберта.
— Да не может быть, — сказал Тедди.
— Я не хочу, — сказала она.
— Но ты же хочешь.
— А, иди к черту!
— Так ведь никакого же риска.
— Не приду. Черт знает что.
— Я все равно буду ждать.
— Жди сколько хочешь.
— Малютка Крисси Нерешительная. Все, что угодно, лишь бы угодить вам.
Исход, начатый Полом Лэмбоуном завершился где-то после двух часов.
— Свистать всех стелить постели! — воскликнула Фей. — Так у нас не каждый день, мистер Примби.
— Признаюсь, я устал, — сказал мистер Примби. — Такой длинный день.
Кристина-Альберта посмотрела на него с запоздалым раскаянием.
— Так получилось, — оказала она.
— Я к такому позднему часу не привык, — сказал мистер Примби, сидя на своей наконец разложенной кровати, и зевнул, чуть не вывихнув челюсть.
— Спокойной ночи, — сказала Фей, тоже зевая.
— Пора на боковую, — сказал Гарольд. — Всего, мистер Примби.
Зевота овладела и Гарольдом. Что за физиономия!
— Спокноуа…
— Спокнау…
Дверь за ними закрылась.
Сказать Кристине-Альберте нужно было очень много, но час был слишком поздний, и у мистера Примби не хватало сил сказать все это теперь же. А к тому же он понятия не имел, что ему следует сказать.
— Мне понравился этот человек с седыми волосами, — сказал он, неожиданно для самого себя.
— Да? — рассеяно сказала Кристина-Альберта.
— Он умен. И очень интересуется погибшей Атлантидой.
— Он глух, как пень, — сказала Кристина-Альберта, — и стыдится этого, бедняжка.
— О! — сказал мистер Примби.
— Тут слишком шумно для тебя, папочка, — сказала она, переходя к тому, что было у нее на уме.
— Да, суеты многовато, — сказал мистер Примби.
— Нам следует поскорее уехать в Танбридж-Уэллс и оглядеться там.
— Завтра, — сказал мистер Примби.
— Завтра — нет.
— Почему?
— Послезавтра, — сказала Кристина-Альберта. — А завтра — не знаю. Я вроде обещала пойти… Ну, да не важно.
— Мне бы хотелось поехать в Танбридж-Уэллс завтра, — сказал мистер Примби.
— Почему бы и нет? — сказала Кристина-Альберта, словно бы себе самой в некоторой нерешительности. Она пошла было к двери, но вернулась. — Спокойной ночи, папуленька.
— Так мы едем? Завтра?
— Нет… Да… Не знаю. У меня на завтра были планы. По-своему важные… Едем завтра, папочка.
Она отошла от него, уперев руки в боки, и уставилась на эти странные рисунки. И вдруг повернулась на каблуках.
— Завтра я поехать не могу, — сказала она.
— Нет, поеду, — опровергла она себя.
— О черт! — воскликнула она совершенно непонятным и неблаговоспитанным образом. — Я не знаю, что мне делать!
Мистер Примби посмотрел на нее усталыми удрученными глазами.
Это была какая-то новая Кристина-Альберта. Ей не следовало бы чертыхаться. Никак не следовало. Заразилась от этих людей. Просто не понимает, что это за слова. Он должен поговорить с ней… завтра. Об этом и еще кое о чем. Но, Боже мой, как он устал.
— Ты… — Он зевнул. — Ты должна поберечься, Кристина-Альберта, — сказал он.
— Обязательно, папочка. Поверь мне.
Она подошла и села возле него на узкой полуимпровизированной кровати.
— Сейчас мы ничего решить не можем, папочка. Мы слишком устали. Решим завтра. Надо посмотреть, какая будет погода. Нельзя же бродить по Танбриджу в дождь. Обсудим все завтра, когда у нас в голове прояснится. Ой, папулечка! Уже половина третьего.
Она обняла его за плечи, чмокнула в макушку, а потом в ушную мочку. Он любил, чтобы она прикасалась к нему, целовала его. Он даже понятия не имел, как он любит, чтобы она его целовала.
— Милый усталый-преусталый папуленька, — сказала она самым нежным своим голосом. — Ты всегда так со мной добр. Спокойной ночи.
И она ушла.
Некоторое время мистер Примби сидел, не шевелясь, и мысли у него в голове будто застыли в неподвижности.
Пол в студии был замусорен обгорелыми спичками, окурками, воздух пахнул табачным перегаром и пивом. На выкрашенном голубой краской столе стояла пивная бутылка — пустая, и два-три стакана с остатками пива и сигаретного пепла.