Все это было совсем другим, чем Вудфорд-Уэллс.
Совершенно другим.
Но это было Приобретение Опыта.
Мистер Примби подвиг себя раздеться.
Эту ночную фланелевую рубашку все еще предстояло распаковать.
Утром Кристина-Альберта все так же не находила себе места и не могла решить, ехать ли в Танбридж-Уэллс, хотя погода была прекрасной. Около половины двенадцатого она исчезла, и мистеру Примби после легкого завтрака с Фей (Гарольд тоже ушел) стало ясно, что поездка в Танбридж-Уэллс откладывается. А потому он отправился в Южный Кенсингтон посетить тамошние музеи. Собственно, заходить в них он не стал, а просто осмотрел их снаружи — и колледжи, и вообще всякие здания. Предварительная рекогносцировка.
Смотреть музеи было чистое удовольствие. Побольше, пообширнее Британского музея. Уж конечно, в них хранятся… всякие вещи.
Кристина-Альберта появилась в студии примерно в половине седьмого, словно бы веселая, просветленная. И чудилось в ней некое торжество.
Объяснять свое исчезновение она не стала, и занимала ее только завтрашняя поездка в Танбридж-Уэллс. Надо успеть на поезд в самом начале десятого, и провести там долгий-долгий день. С папочкой она была необычно нежной.
Гарольд ушел на весь вечер, Фей надо было заняться рецензиями, и они провели тихий семейный вечер вдвоем. Мистер Примби с несколько блуждающим вниманием читал хорошую, глубокую, не слишком понятную книгу, которую обнаружил в комнате наверху. «Фантазии подсознательного» — про погибшую Атлантиду и тому подобное.
Глава IV
Пансион «Петунья»
В подавляющем большинстве все города и селенья на земле имеют подобия и параллели, но Танбридж-Уэллс — это Танбридж-Уэллс, и на нашей планете нет ничего, хоть отдаленно на него похожего. При том он вовсе не странный и не фантастичный — все дело в веселом и тончайшем достоинстве. Чистенький, распахнутый и чуть-чуть приятно нелепый. По птичьему полету он отстоит от Лондона на какие-то тридцать миль, однако еще в шести милях от него Норт-Даунсы безмятежным, благостным жестом стирают в памяти малейшие воспоминания о Лондоне. Расположен он на боковой ветке железной дороги, а потому неудобен для владельцев сезонных билетов; нет к нему и прямого пути для спешащего автомобилиста благодаря тем же спасительным Даунсам: в Дувр и Кентон обычно проезжает восточнее, а в Брайтон — западнее, если ему удастся уцелеть в холмах Уэстерема и Севеноукса. Поместья богатых людей окружают его доступными парками. Эридж, Бейхем, Пенсхерст-парк, Ноул и прочие спасают его от чрезмерного размножения маленьких вилл. И стоит он между ними на редкостном участке каменистой земли, всегда сухой, купаясь в свежайшем воздухе, с приветливой площадью — былым выгоном — посередине, с мерзейшими целительными водами, которыми поправляли здоровье принцессы дома Стюартов, с курзалом и бюветом, такими же как в дни доктора Джонсона. Маунт-Сион и Маунт-Ефраим и нечто евангелическое в воздухе напоминают легкомысленному приезжему, что в прошлом Лондон был пуританским городом. Много недужных печеней обрели помилование в Танбридж-Уэллсе. Много пошаливающих печеней нашли там новые силы. И вот туда-то прибыли мистер Примби и Кристина-Альберта в поисках пансиона — и выбрать более благоприятного места для подобных поисков они не могли бы. Поиски эти они повели методично, как и подобало паре, один член которой получил частичную подготовку для социальных исследований в Лондонской экономической школе и частичную подготовку к деловой деятельности в школе Томлинсона. Мистер Примби предполагал начать с общего обзора — не торопясь погулять, посмотреть как и что, но Кристина-Альберта по порядку проконсультировалась со всеми агентами, купила карту и путеводитель по городу, а затем села на скамью на Выгоне и составила план действий, которые легко и незамедлительно привели их в пансион «Петунья».
В путеводителе мистер Примби с одобрением прочел весьма многообещающие слова.
— Послушай, моя дорогая, — сказал он. — Кха-кха. «Общая характеристика. С полным правом следует подчеркнуть лестную репутацию Танбридж-Уэллса, как магнита, притягивающего постоянных обитателей и гостей, принадлежащих к высшим классам. Город никогда не наводняют экскурсанты, и улицы его никогда не оскверняет присутствие вульгарных зевак. Обитатели его состоят главным образом из состоятельных людей, которые, естественно, создают атмосферу, надушенную культурой и утонченностью».
— «Надушенная», по-моему, отличное для этого слово, — сказала Кристина-Альберта.