Хочу отпустить его руку, все равно подсчитать ничего не могу, но Платон той же рукой перехватывает мою за кисть и тянет на себя. Кладет мою ладонь себе на грудь, в районе сердца
— Сначала здесь…
Он ведет мои пальцы ниже. Подушечками пальцев я будто пересчитываю ему ребра.
— А потом здесь.
Останавливается, не сводя с меня взгляда.
— Так что со мной, доктор?
Моя рука начинает жить своей жизнью. Явно слетев с катушек, я продолжаю свой «осмотр».
Пальцами обвожу ребра, веду по линии пресса к правой стороне его торса, поднимаюсь к плоскому темному соску. Скольжу подушечками к шее, где вижу, как бьется синяя бугристая жилка. И чуть выше, возле уха, обвожу пожелтевший засос, оставленный там моими же зубами три дня назад.
Попытки убедить себя, что произошедшее в номере отеля было лишь моим сном, разбиваются об этот реальный синяк на его коже.
Воспоминания о его руках, губах и члене обрушиваются лавиной и вытесняют разумные доводы, аргументы и даже обиду за все сказанные сгоряча слова.
В конце концов, оба мы хороши.
— Ты его любишь?... — вдруг шепчет Платон. — Сильно?
Соображаю медленно, как пациент психоневрологического диспансера под тяжелыми транквилизаторами.
— Кого?
— Ты знаешь, о ком я. Как его зовут?
Слишком далеко завела меня моя же собственная ложь. И что теперь делать? Признаться, что все выдумала?
Но как сказать ему, что это без него я жить не могу? Можно подумать, Платона обрадует такая новость.
Убираю руку с его шеи.
— Вы последний, с кем я стала бы обсуждать свои чувства.
Лифт наконец-то останавливается, и я выхожу первой. Платон идет следом, огибает Костю, который выбегает к нам навстречу и, прошествовав по коридору, захлопывает за собой дверь своей спальни.
— Никому не добрый вечер, — кивает Костя. — Я смотрю, Платон в привычном для себя состоянии.
Появившаяся следом Юля спасает меня от необходимости говорить. Эмоционально и взволнованно она рассказывает Косте произошедшее в бассейне, а после требовательно стучит в дверь отцовской спальни.
— Ты не можешь закрываться у себя сейчас, папа! А вдруг с тобой что-то случится? Выходи ужинать!
Платон возникает на пороги спальни. В одних джинсах.
— Я не голоден.
Дверь снова закрывается прямо перед Юлиным носом.
Юля начинает колотить с удвоенной силой.
— Эта песня будет вечной, — закатывает глаза Костя. — Я беру на себя жену, а тебе достается Платон.
— Чего?! Ты о чем?
— Их надо разнять, иначе наговорят друг другу лишнего. Платон не учитывает, что его дочка такая же вспыльчивая, как и он. Любят они друг друга невероятно, но и доводить тоже обожают. Юль! Юль, там Егор плачет. Идем к нему!
Верный своему слову, Костя подхватывает жену за талию и тянет в другую сторону. Уже через секунду в длинном питерском коридоре я остаюсь одна.
И что Костя имел в виду, когда говорил, что мне достается Платон? С ним-то я что должна делать? Если его не трогать, так он сам и успокоится, верно?
Решив, что все логично и ломиться в его спальню я точно не буду, на цыпочках разворачиваюсь к кухне, чтобы переждать бурю там, но тогда же слышу, как Платон снова распахивает дверь.
Он успел одеться полностью.
На нем те темные джинсы, которые я уже видела, только теперь я могу убедиться, как хорошо они обтягивают его крепкие бедра. И наверняка ягодицы, но мне этого не видно, так как Платон стоит ко мне лицом, но мое воображение этот факт не останавливает. На ворот темной футболки капает с влажных волос, которые Платон кое-как ерошит полотенцем.
— Ты мне и нужна, — говорит он. — Пойдем.
Швырнув в спальню мокрое полотенце, Платон идет в противоположную сторону к входной двери.
— Вы куда? — семеню я за ним. — Вам надо лежать! Отдыхать!
В ту же секунду я оказываюсь вжата в стену.
— В последний раз тебя предупреждаю. Хватит выкать. Я старше тебя на каких-то десять лет. И напомню, что три дня назад это ты, Лея, ты и только ты умоляла меня двигаться быстрее, еще быстрее, и вообще не так чтобы стеснялась. Так что не надо сейчас из меня старика делать.
По его виду понятно, что в таком состоянии с ним лучше не шутить, но я все равно не могу сдержаться.
— На тринадцать.
— Что на тринадцать?
— Вы старше меня на тринадцать лет, Платон. Так куда вы… То есть мы идем?
— А куда ты в этом бесстыдном виде собралась? Забыла уже?
— Я собиралась в клуб. Но вместе с Юлей!
— Что ж, у Юли, как видишь, семья и сын, и она страшно занята, а я вот совершенно свободен и готов составить тебе компанию, чтобы как следует повеселиться. Так что накидывай куртку и поехали.