Меня ведут следом. Мне плохо. Дурно. И сильно кружит голову. Богатый особняк кажется преисподней.
На улице беспощадное пекло. Внутри дома холодно. Воняет спертостью и лекарствами. Темно — окна наглухо зашторены плотными занавесками. Большой зал освещают несколько канделябров. Здесь, как во дворце, старинная мебель с позолотой.
— Сеньора Кощкина?
Вздрагиваю, когда слышу голос с акцентом. Худой молодой испанец появляется будто из воздуха. У него противные тонкие усики над верхней губой. И волосы зализаны. Бордовый костюм явно не по размеру. Как с папки снял. Ну или со старшего брата. Испанец потирает ладошки. Наверняка такие же скользкие, как он сам.
Хозяин дома, тот самый старик, усаживается напротив меня в кресло и делает жест переводчику.
— Откуда вы? Кто ваша семья? — продолжает выспрашивать мужчина с тонкими усиками.
Не успеваю ответить на первый вопрос, как получаю второй. Что говорить? Соврать? Так они все знают. Определено. Теряюсь. Тело колотит в ознобе.
— Отвечай!
Дышу через раз. Взглядом мечусь по залу. Сильная девушка сжимает руку на моем запястье. Я вспоминаю список правил Марата. Тогда они мне показались унизительными и странными.
Мою кожу покалывает то ли от волнения, то ли от мурашек. Комната перед глазами будто исчезает. На смену ей появляются строки. Я больше не слышу стороннего шума. В мыслях голос Райнера.
Не сутулюсь и поднимаю лицо вверх. Держу образ императрицы.
— Я из России. Огромной холодной страны, где гуляют медведи. Мой отец богатырь в отставке. Он до сих пор гнет голыми руками железо. Ломает прутья. И кости. Моя мать величественная сказительница. Она знает тайные письмена тех, кто давно умер. Она подготавливает детей к будущему в России.
Когда впервые прочла то, что сейчас говорю, хотела влепить Марату пощечину. За шуточки про родственников. Сейчас нет. Молодой испанец переводит речь хозяину и тот удивлен. А это всего лишь описание автомеханика и учительницы литературы.
Томно вздыхаю. Делаю вид, как мне все это надоело. А у самой коленки трясутся. Их не видно под пышной юбкой. Кажется, они начинают меня принимать за пташку более высокого уровня.
— Вы голодны?
Только сейчас замечаю небольшой столик у дивана с импортными угощениями. И без указки понятно — еда может быть отравлена.
— Я ем только оливье с колбасой, сделанной из туалетной бумаги. Я пью квас — это напиток из воды и перебродившего хлеба. У вас есть напиток из перебродившего хлеба?
Молодой испанец морщится, словно я сказала что-то ужасное. Хозяин поглядывает на меня странненько.
Еще мгновенье, и мы синхронно вздрагиваем. Стены особняка не заглушают огнестрельные хлопки и крики, что доносятся с улицы. Пошатываюсь. Хватаюсь за грудь. Теперь я боюсь по-настоящему.
Он пришел за мной. Пришел, чтобы вернуть свою Белоснежку.
Сильная девушка срывается с места, хочет запереться изнутри. За полшага до двери она резко распахивается и бьет девицу по лбу, и та падает.
— Упс, пардон!
Сокрушающим ураганом врывается Райнер, перешагивает наемницу.
— Марат!
Теперь меня никто не удерживает, и я, приподнимая подол, бегу к своему мужчине. Он на ходу снимает галстук и что-то говорит по-испански. Переводчик застывает. Хозяин невозмутимо поднимается с кресла и медленно шаркает ногами к рабочему столу.
— Они тебя обижали?
— Напугали.
— Белоснежка моя, закрой глазки.
Марат говорит ласково. Спокойно. Посматривает на ковыляющего мужчину.
— Зачем это? Не надо.
— Доверься.
Сдаюсь, и Марат завязывает мне глаза галстуком. Крепко сжимает ладонь. Вскрикиваю, когда меня оглушают два выстрела.
— Господи… мамочки…
Не могу устоять на ногах. Падаю. Мощные руки подхватывают и поднимают меня с пола. Замираю душой и телом. Марат целует меня в висок и делает шаг вперед.
— Только не снимай повязку, Белоснежка. Ни в коем случае не снимай повязку, Белоснежка…
Внутри все сжимается. Содрогаюсь от каждого шага Марата. Он выносит меня на улицу. Я слышу тихие стоны. Почти бесшумные. Умоляющие. Несмотря на жару, становится мертвецки холодно. А Марат спускается по ступеням усадьбы — телом это чувствую. Я вспоминаю, сколько здесь было страшных охранников — наемников похитителя. Не меньше тридцати. Я вспоминаю хозяина дома и переводчика. Разговаривала с ними несколько минут назад. Пока не прозвучали выстрелы. Господи.
— Марат…
Шепчу, тянусь к повязке.
— Не смей!
Он говорит строго, властно. Не позволял себе подобного тона раньше.
— Что же ты натворил? Боже! Неужели убил?
Райнер заметно ускоряет шаг. Пытаюсь вырваться, но он сжимает меня сильнее.