– Простите, но мы, похоже, не сработаемся, – резко отодвигая стул, я встаю. – У меня нет цели отнять у девушки ребенка, а уж тем более такими подлыми способами. Моя цель – установить отцовство и поучаствовать в их жизни хоть каким-нибудь образом. Допустим, начать платить алименты – которые мать моего ребенка может и не взять добровольно…
– Вам необязательно использовать все козырные карты, – так же беспристрастно реагирует адвокат. – Иногда достаточно их просто обозначить, чтобы женщина стала… сговорчивее.
– Вы предлагаете мне шантаж? Запугивание?
– Я предлагаю вам… манипуляцию. Молодые матери очень эмоциональны и один только намек на обстоятельства, которые могут привести к потере опеки может дать нам желаемый результат.
Умом я понимаю, что он прав. Что в его деле по-другому нельзя – все средства хороши для достижения цели, и наоборот, все цели оправдывают любые средства.
Да, я хочу, чтобы Лиля согласилась общаться со мной, и дала разрешение на мое общение с Машей. Это – моя цель. И если есть что-то, что приблизит меня к ней, почему я должен быть щепетильным? Она ведь не заботилась о моих эмоциях, когда лизалась с этим… этим…
Про себя я усмехаюсь – подонком, хочешь сказать? А сам-то кто? Мало того, что испугался тогда ребенка от любимой девушки, так теперь еще и собираешься запугать ее тем, что отберешь малышку? Ее единственную радость в жизни? Ее кровиночку, которую она выносила, несмотря на то, что ты, козел, хотел уничтожить ее еще в утробе?
Так кто из вас подонок?
Разворачиваюсь и направляюсь к двери, чтобы никогда больше не возвращаться в этот гадюшник. И уже на самом пороге меня останавливает все тот же беспристрастный голос.
– У ее нового парня – английское гражданство, помимо российского, – сообщает мне адвокат. Всеволод, кажется его зовут. Длинное, несуразное отчество выскочило из головы.
– И что это означает? – медленно спрашиваю, поворачиваясь, хоть и сам уже догадываюсь, что это может означать.
– Если она выйдет за него замуж и уедет в Великобританию, своего ребенка вы больше не увидите, – подтверждает мои опасения адвокат.
С минуту я остолбенело молчу, словно пыльным мешком огретый. В голове вдруг становится так шумно и горячо, словно я с кем-то там остервенело спорю, хоть слов и не разобрать.
Но ведь она еще не вышла замуж! – наконец выкрикивает кто-то финальным аргументом. Я киваю этому кому-то как наиболее логичному из всех моих внутренних голосов. А заодно и адвокату, попутно вспоминая, что его отчество – Евгеньевич, как и у моего родного дяди. Как я мог такое забыть?
– Спасибо, Всеволод Евгеньевич, за ваши советы и за новую информацию. Я попробую еще раз… объясниться с ней. И думаю, я смогу предусмотреть момент, когда… и если! она захочет уехать из страны.
Адвокат небрежно кивает, словно уверен, что это наша с ним не последняя встреча.
– Да, да, конечно. Я послал вам нашу электронную визитку на телефон, если передумаете. А я позвоню, если узнаю от нашего детектива, что она купила билет на самолет.
Меня передергивает от его последних слов, и я выхожу, улыбаясь пустой, ничего не значащей улыбкой молодой секретарше.
***
Вечером я готовлюсь к завтрашнему докладу. Точнее пытаюсь готовиться, потому что мысли совсем не там, где они должны быть. Они в прошлом – чудесном и бесшабашном, рядом с девчонкой на пятнадцать лет меня младше, которую я пытаюсь впечатлить дорогими ресторанами, поездкой в горнолыжный курорт (куда в это время года слетаются все знаменитости) и собственной эрудицией, потому что она явно растекается лужицей от всего, что я ей рассказываю с умным видом.
Вскоре, я уже не готовлюсь к докладу, а просто думаю. Вспоминаю ее…
И пью. Много, обильно и фактически на пустой желудок, если не считать пары оливок и нескольких долек лайма. Пью так, как привык в разъездах – дорогой коньяк с дробленым льдом, и я – медленно поглощающий его на фоне темнеющего городского пейзажа.
Когда-то я дал себе зарок не выпивать в одиночку – не перенимать эту идиотскую западную привычку, приводящую к алкоголизму и депрессии. Выпивка требует веселья – шумной компании, лихих катаний ночью на лодке и купания голышом между прибрежными зарослями тростника. Шашлыка, пахнущего луком, и женщин, пахнущих нежными духами и летом.
А вот это вот медленное посасывание из одинокого, дребезжащего стакана – неестественно и противно, даже если все это делать на фоне самого красивого пейзажа в мире и под джаз из встроенных акустических колонок.