Антон был рад, что в этом мертвом пространстве удалось найти хоть одного нормального человека, который взялся вывести его из этого кошмарного места.
Они переходили из залы в залу. Какими чувствами пользовался электрик в выборе пути по однообразию залов бомбоубежища, Антон представить себе не мог, да тут, пожалуй, и ученые не разобрались бы, потому что запомнить все эти повороты в однообразных бетонных коробках было немыслимо.
— Морг с бомбоубежищем этим одной только лесенкой соединяется. Как говорится, сэ нон э вэро, э бэн тровато. Поэтому народ часто блуждает. А тебя далеко занесло.
— Я уже тут три часа. Думал, конец мне придет. Двое каких-то телефон отнять хотели.
— А, это бывает. Хомо хомиени лупус эст.
— А что это вы говорите? Это на иврите?
— Да где же ты среди нашего брата-электрика знатоков иврита встретишь? Это у меня травма. Шарахнуло меня как-то током, я и заговорил на другом языке.
А что за язык, черт его поймет. Носцэ тэ ипсум, как говорится.
— А почему тогда вы говорите «как говорится».
— Что же, я по-твоему, должен говорить, если не знаю, что это такое, — рассердился электрик. — Само выскакивает, может, это брань нецензурная. Ходил к врачу. Врач молодой, институт недавно закончил за деньги. Ну он меня осмотрел визуально, говорит: «С организмом все нормально, руки-ноги на месте, а чего там в голове, черт его знает». А язык этот, который выскакивает, говорит, на латынь похож. Ну я, говорит, не знаю, я на лекции не ходил — за деньги институт заканчивал. А латынь, я слышал, мертвый язык. Значит, я носитель мертвого языка. Может, я его один только на планете и знаю. Меня как шарахнуло электричеством, я пролежал полдня как мертвый, а потом очнулся и заговорил. Причем сделать с собой ничего не могу. Само собой говорится. Это приблизительно как у наших мужиков мат сам собой выскакивает. Сэ нон э вэро, э бэн тровато… О! Видишь, опять! Мат ведь тоже язык неведомый.
— Я слышал, монголо-татарский.
Антон как-то успокоился в обществе электрика, говорившего на неизвестном языке. Они шли не быстро, но и не медленно — средне шли, идти все равно оказалось неблизко. Во Антона занесло!
— Да фиг там, татарский! Есть предположение, что мат — это язык заклинаний и молитв, пришедший к нам из древности. Удивительно то, что человек после сильного инсульта забывает все на свете: он забывает, как его зовут, какой год, забывает всех близких и названия всех предметов, а помнит только мат. Все врачи удивляются. Значит, мат располагается в каких-то особых частях нашего мозга, может быть, в подсознании, и когда человек все забывает, сознание его очищается и он начинает ругаться матом. Сэ нон э вэро, э бэн тровато, — вставил он непонятную свою прибаутку. — И удивительно, что такое случается и в других странах. Иностранец, который совсем не знает русского языка и никогда не слышал русского мата, перенеся инсульт, вдруг тоже начинает ругаться матом. А иностранные врачи удивляются, на каком это человек языке заговорил… А вот, собственно, и пришли. Пэр аспэра ад астра.
Антон привык и уже не обращал внимания на непонятные слова, выскакивающие из электрика. Они поднялись по небольшой лестнице. Возможно, Антон и спускался по ней, но почему-то не запомнил.
Они оказались в коридоре с каталками и гробами по стеночке.
— Пойдешь вон туда, — махнул рукой электрик. — Там у них начальство сидит, они тебя выведут. Бывай, студент, а я двинусь сантехников искать.
Электрик пожал Антону руку и, поправив на плече моток провода, посвистывая, пошел обратно.
— Господи, неужели выбрался!
Антон с блаженной улыбкой просто парил между каталками с покойниками, казавшимися ему родными. Да он от счастья готов был всех их расцеловать!
Он дошел до конца коридора. Навстречу ему попался человек в белом халате с папироской в углу рта. Он обеими руками толкал перед собой каталку, на которой под простыней кто-то лежал без движения. Из-под простыни вылезали подошвы замшевых ботинок сорок пятого размера, к подошве левого ботинка пристал раздавленный таракан.
— Извините, вы не знаете, где Сергея найти? — спросил Антон.
— Сергея? — Он перекинул бычок в другой угол рта, взял с тела какую-то бумагу и пробежал глазами. — А вот он. — Он кивнул на лежащее на каталке тело. — Сергей Фетищев.
— Мне не труп… — начал объяснять Антон.
— А, не труп. Серегу, что ли?.. Тогда прямо по коридору, дверь направо, он там сейчас груши околачивает.
Антон поблагодарил и пошел куда послали. Дверь была приоткрыта, из-за нее слышался мужской голос:
— В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…