Антон остановился, прислушался. Ему почудилось, что кто-то зашебуршал за углом перегородки, задышал и смолк. Он остановился, достал из кармана нож, открыл его. Стало спокойнее. Делая осторожные шаги, заглянул за перегородку — там никого не было. Огонек свечи освещал потное, с вытаращенными глазами, бледное лицо молодого человека. Он напоминал какое-то безумное привидение, со свечой в руке бредущее по темным казематам, и если бы сейчас его встретил какой-нибудь случайный водопроводчик, его бы, наверное, хватил удар.
Антон поднимал свечу повыше, чтобы было видно, что впереди, но проклятый подвал не заканчивался. Вдруг внизу что-то зашуршало, прямо из-под ног с воем выпрыгнуло что-то черное и страшное… Антон отступил, свеча погасла… Он лихорадочно стал искать по карманам зажигалку, нашел, но зажигалка как назло не хотела загораться. Наконец ему удалось зажечь свечу, и он осмотрел подвал. За то время, когда он зажигал свечу, здесь ничего не изменилось, хотя ему казалось, что прошла вечность.
— Вот черт, влип! Безнадежно тут все.
Антон не стал задерживаться и заторопился в поисках выхода. И скоро его обнаружил. Он поднялся по ступенькам и, раскрыв дверь, вышел в парадную, а потом во двор.
Господи! Как хорошо здесь было! Антон вдыхал свежий воздух полной грудью. В углу двора рос куст, под ним на скамеечке сидели три старухи. Антон оказался в том же дворе, только вышел из другой парадной.
— Эй! Эй, мужик!
Рабочий в желтой безрукавке, с каской на голове, наполовину торчавший из люка посреди двора, уже давно и безрезультатно пытался привлечь его внимание, размахивая руками. Но Антон в наслаждении жизнью не замечал его.
— Эй, мужик!
Антон подошел. Это был не рабочий, а тот самый длинный со следами оспы на лице, который загнал его в подвал.
— Я в люк не полезу, — твердо сказал Антон.
— Да не надо. Вон тебя зовут.
В дальнем углу возле парадной стоял невысокий человек: хотя он и переоделся в длинный шпионский плащ, очки и шляпу, Антон сразу узнал дворника. Дворник махал ему рукой.
— Идиотство какое-то, — бурчал Антон, направляясь к дворнику.
— Пошли, — сказал дворник.
По грязной пахучей лестнице, по которой Антон уже спускался, или по какой-то другой — после всех этих пертурбаций он уже плохо ориентировался в пространстве — они поднялись до третьего этажа и вошли в кухню. В ту самую кухню, откуда потом он попал во двор, а после в подвал…. Черт знает что! Его привели назад.
Дворник задвинул стол на место.
— Конспирация необходима. Мы тебя проверяли, — сказал он и, подумав, добавил: — Хвоста нет.
Антон двинулся за провожатым в обратный путь по коридору, они остановились у второй по счету двери. Человек толкнул ее и вошел, вслед за ним вошел и Антон.
Они оказались в большой комнате метров тридцати. Половину одной из стен занимал стеллаж со множеством книг, большой обеденный стол возле окна с чем-то, накрытым простыней. Антон сразу догадался, что там лежит, а если бы и не догадался, то понял бы все равно по торчащей из-под простыни голой ступне сорок второго размера. На стене висел огромный портрет, на нем был изображен обнаженный мужчина в полный рост — вместо рук и ног у него было по два больших пальца, чем-то напоминающих клешни рака. В кресле в полосатом банном халате, как будто только что вышел из душа, а не бегал по двору, с дымящейся трубкой в руке сидел высокий рябой человек и с чувством превосходства смотрел на Антона.
— Вот, привел, — сказал маленький, по обыкновению пережевывая слова, и кивнул в сторону Антона. — Только опасаюсь я чего-то.
— А чего опасаться… — проговорил длинный, пыхнув дымом.
Он поднялся из кресла, неторопливо положил трубку на стол и вдруг ловко, как ковбой, выхватил из кармана халата пистолет и направил его на Антона.
— Руки вверх!! — вдруг заорал он страшным голосом, совсем как тогда в музее. — Руки вверх! Не двигаться, пристрелю!!
Антон отпрянул, но сзади ему в спину уставилось дуло другого пистолета, который держал в руке маленький.
— Стой смирно, застрелим… — прошепелявил дефективный сквозь зубы.
Глава 21 ТАЙНЫ В МОГИЛЕ НЕ БЫЛО
Последние слова перед тем, как его удавили:
— Что я сделал?
Павел I Амстердам, год 1717На продажу коллекции Рюйш решился только в 1717 году, когда Петр I вновь приехал в Амстердам, через девятнадцать лет с начала первых переговоров с российским царем.