ОН продолжает наблюдать за стаей, собравшейся вокруг останков гиены. Дальше стоит группа детей, а еще дальше – группа стариков.
И наконец, ОН сам. Когда ОН думает о себе, то называет себя просто «я». ОН видел однажды свое отражение в луже.
Ничего особенного.
12. ИСИДОР КАТЦЕНБЕРГ
Лукреция встретилась с коллегами в «Эльзасском кафе». Можно сказать, что эти журналисты из раздутых штатов редакции «Современного обозревателя» стали ее «бандой». Стоя у стойки бара, они обсуждают последние новости из жизни редакции.
– Заведующий литературной рубрикой опубликовал роман и, чтобы получить хоть один положительный отклик, сам написал про него статью, а подписался псевдонимом, – объявил Флоран Пеллегрини.
Взрыв хохота. Журналисты заказали еще по кружке пива и сели за столик.
Лукреция села рядом с Франком Готье. Официант в длинном синем фартуке принес несколько дымящихся блюд с горячими закусками: белыми колбасками, франкфуртскими сосисками, свиными ножками в сухарях, бужениной с кислой капустой.
– Ну и как прошла твоя встреча с Исидором Катценбергом? – спросил Готье.
Девушка тряхнула длинной рыжей шевелюрой.
– Спасибо, неплохо. Но, думаю, я все-таки буду вести расследование сама. Я вчера опять была на месте преступления и видела кое-что интересное. Там появился таинственный посетитель в обезьяньей маске и с канистрой бензина. Он хотел спалить там все. Нестандартное поведение для серийного убийцы, как вам кажется?
– Ты его схватила?
– Убежал из-под носа. И бежал быстро. Жаль! Клянусь, я бы заставила его разговориться!
Рассказ Лукреции не произвел сильного впечатления на любителей кислой капусты. На их лицах появилось сомнение. Флоран Пеллегрини с набитым ртом высказал общее мнение:
– Ну-у, Тенардье все равно не даст опубликовать этот сюжет. Без Катценберга у тебя нет никаких шансов.
Франк Готье согласился.
– Давай признавайся, у тебя с толстым увальнем ничего не вышло. Ведь мы над тобой подшутили. Хотели охладить твой пыл. Катценберг все равно тебя послал бы. Он такой. Никого больше видеть не желает.
Лукреция застыла с поднятой вилкой и нахмурила брови.
– Так кто он, этот тип?
– Катценберг? Полный псих, – отрезал Готье.
Флоран Пеллегрини смотрел сквозь пивную кружку так, словно это был хрустальный шар.
– Нет, он, может быть, немножко тронулся под конец, но я его хорошо знал, и могу утверждать, что когда-то это был один из самых великих журналистов Парижа.
Он подождал, пока официант сменит тарелки, и продолжил:
– Я знал его тогда, когда он не был ни лысым, ни жирным и вел далеко не отшельнический образ жизни. Он работал в полиции, в центре судебно-медицинской экспертизы. Он был специалистом по микроанализу: волосы, подозрительные пятна, различные отпечатки. Рассказывали, что по одному волоску он мог определить пол, возраст, уровень стресса, пережитого его владельцем, и был ли тот наркоманом. Для Исидора это было игрой – отгадывание загадок. Но его несколько обижало отношение к результатам его экспертиз во время судебных процессов. Судьи и присяжные редко обращали на них внимание. И он переквалифицировался в журналиста, освещающего события в научном мире. Тут его знания помогали ему писать статьи, захватывающие, как детективы. Это было что-то новенькое – журналист, делавший выводы после того, как он лично посетил место происшествия, а не черпающий информацию из сухих и скупых официальных сообщений. Читатели узнавали его стиль, и он быстро завоевал себе громкое имя в мире прессы. Отсюда и пошло его прозвище – Научный Шерлок Холмс.
– Он просто хорошо делал свое дело, – отрезал Кевин Абитболь, вытирая жирные губы несвежей салфеткой. – Проблема в том, что большинство журналистов обленились до того, что вообще перестали чем-либо интересоваться. Им так все надоело, что они лишь повторяют то, что где-то слышали и в тысячный раз переписывают одни и те же статьи, составленные по одному шаблону.
Флоран Пеллегрини не обратил внимания на то, что его перебили.
– Исидора Катценберга надо было назначить заведующим научной рубрикой вместо Готье. Верно, Франк?
Тот нахмурился.
– Да-а, быть может. Я не виноват, что с ним случилась такая неприятность.
– Какая неприятность? – спросила Лукреция.
– Он ехал в метро, когда там взорвалась газовая бомба, начиненная динамитом и ржавыми гвоздями. Террористический акт. Его защитила спинка сиденья, но был час пик, и многие погибли. Он ползал в дыму среди разорванных в клочья трупов, пытаясь помочь раненым.
Сидящие за столом примолкли на минуту, но потом продолжили бодро уписывать сосиски и свиные ножки. Пеллегрини продолжал: