— О чём вы переговариваетесь? — подозрительно заскрежетала ужасная женщина. — Я слышу вас…
— Ты ничего не можешь слышать, смертная, — ответил череп, бывший у Зиру за спиной. — Не отвлекай мудрых…
— Но я же слышу! Вот опять! Этот сказал вон тому… м-м-м… не разобрать…
— Она тянет время, это очевидно, — сказал другой лич, — довольно терпеть присутствие живой.
— За преступление, совершённое тобой, Зиру дочь Шивариуса, нет подходящих наказаний.
— Нет достаточно жестоких, — поправил ещё один череп. — Незаконное проникновение в Чёрные Пески и саму Пирамиду Зенреба.
— Осквернение, нарушение баланса.
— Попытка использовать Вечно Спящего Фараона в своих мелочных целях. Невыразимое святотатство.
— Ею двигала любовь к родителю, — подал голос Джафар, — и желание вернуть его в час великой нужды.
— Этот довод звучал не раз, — замигали камни в глазницах одного из четырёх старейших черепов, — и он не произвёл особого впечатления на салих.
— Вы не видите пустыни за барханами, — произнёс другой древний, — наша беда гораздо больше: колдун всё ещё внутри усыпальницы, а мы не можем даже войти туда, потому что Исмаил палит его Светом. Огромное возмущение в Астрале прямо подле нашего повелителя.
— Что мы будем с этим делать?
Раздался тихий кашель. Зиру резко, с хрустом повернула голову и увидела рядом с дверями Илиаса Фортуну. Как он проскользнул внутрь? Когда? Почему она не заметила?
— О достославные и мудрые вечные, с этим я почту за честь помочь.
Некоторое время царила тишина и всполохов не было тоже, потом кто-то из личей задал вопрос:
— А это что ещё за живой?
— Я говорил о нём, — произнёс Джафар, — архимаг из Ридена, что далеко на западе мира, за Драконьим Хребтом. Он мой брат в правящем совете Ордена Алого Дракона, прибыл, чтобы забрать изменницу Зиру и передать её в руки местоблюстителя Арама.
— И будьте уверены, мудрейшие, — с почтительностью заверил Фортуна, — она познает все казни земные, кроме смерти, дабы хорошо усвоила урок.
— Смерть — не наказание, глупец, смерть — шаг в просветлённое бытие.
— Разумеется, разумеется, — покладисто согласился архимаг, продолжая приятно улыбаться.
— А достоин ли он вступить в усыпальницу? — задался вопросом третий из четырёх древних личей. — Вправе ли мы ещё больше осквернять её?
И вновь самоцветы стали вспыхивать едва заметно, лишь чувствительные глаза Зиру отмечали это, а уши улавливали обрывки фраз на тарабарском языке, невнятные, чуждые, но и немного знакомые как будто. Всполохов было много, она пыталась ловить их как кошка — пылинки, парящие на летнем солнце, и с тем же результатом.
— Если мне будет позволено, мудрейшие, отмечу, что могу стать хорошим подспорьем сеиду Исмаилу. Когда-то он учил Геда Геднгейда искусству магии Света, а Гед Геднгейд передал знания мне в той части, в которой я был способен их усвоить. Не сомневайтесь, я помогу одолеть этого предателя…
— Он просто хочет завладеть посохом, — язвительно скрежетнула Зиру, коверкая своё и без того ужасающее лицо самой ехидной гримасой, — посохом Архестора, Опорой Сильных.
Её проницательность на миг заставила Фортуну потерять маску добродушия, но только на миг. Он не стал как-либо опровергать её слова, будто и не слышал их.
— Так пускай владеет, — безразлично высказался один из личей, — что нам за дело до наследия Архестора?
— Уверены? — елейным голоском запела Зиру. — Мой великий отец говорил, что вы обладаете множество богатств, которые не нужны вам. Так, может, и Опора Сильных найдёт место в коллекции?
Теперь она действительно тянула время, однако, личи решили обсудить, и вновь госпожа убийц напрягла уши, пытаясь услышать всполохи их мыслей. За последние месяцы она привыкла вслушиваться, потому что Эгидиус Малодушный говорил почти неслышно, порой едва ли не одними губами. Личи не торопились, они привыкли к своему вечному существованию и давно забыли о конечности бытия. Наконец Зиру стала различать отдельные звуки, приглушённые, невнятные, но со знакомыми интонациями, которых она никогда не слышала прежде… наяву.