— Смотри! — скрежещущим голосом воскликнула она. — Я уже видела это раньше!
Колдун, проводивший путешествие в оцепенении, шевельнулся, немного выпрямился и растянулся, превратив часть своего тела в непроглядную черноту. Он поднял голову над краем корзины, чтобы увидеть далеко внизу, среди залитых раскалённым солнцем барханов, мираж. Зелёные склоны, уставленные дворцами один другого краше, фруктовые сады, водоёмы с искристой водой, и всё это подёрнуто мреещей дымкой раскалённого воздуха.
— Анклав джиннов, прекраснейшая.
— Джинны… Во внешнем мире их считают сказкой. — Зиру смотрела во все глаза, болтая при этом ногами, словно беззаботный ребёнок над пропастью. — Какие они?
— Сам я никогда не встречался с детьми бездымного пламени, но твой великий отец не раз бывал почётным гостем во дворце султана Абу-адев Яшрета аль-Якса ибн-Джавраха, предводителя всех джиннов Валемара. Он рассказывал, что этот народ нельзя найти, если джинны сами не захотят быть найденными, или если ты не являешься могущественным волшебником с развитым восприятием тонких планов. Джинны и их анклавы неосязаемы и незримы, целый караван может пройти насквозь и не заметить, однако, издали их порой может увидеть и невооружённый взгляд. Именно это и есть миражи, которые манят заблудившихся в пустыне путников, но вблизи пропадают…
— Они исполняют желания?
—…джинны могут, но всё происходит не так, как об этом пишут в сказках, прекраснейшая. Желания смертных для джиннов всегда глупы, и исполняются лишь смеха ради, чтобы потешиться тем, как человек радуется тленному. А порой джинны исполняют желания так, чтобы просители совсем не обрадовались результатам. Эти существа бывают жестоки и милостивы, наделяют сокровищами и предают смерти без малейшего сомнения. Если бы не власть Зенреба над пустыней, они могли бы привнести немало хаоса в жизнь окружающих народов, особенно воинственные ифриты. Зенреб не любит хаос.
— И у него получилось?
— Прости?
— У моего великого отца. У него получилось склонить джиннов на свою сторону?
— Нет, он не преуспел. Хотя и с пустыми руками не ушёл, выиграв у султана сто тридцать три кутруба.
— Это ещё что? — Зиру с хрустом шейных позвонков повернула голову.
— Джинны земли, самые дурные маги из всех. Зато они обладают большой физической силой и склонны к пожиранию смертных. Второй Учитель нашёл им применение…
Чем ближе становилось сердце пустыни, тем холоднее делалось солнце, а тёмное пятно на горизонте разрасталось и густело. Однако же песок внизу наоборот становился всё белее. Эгидиус сказал, что цель близка, а песок состоит из костной крошки на изрядную долю. Но затем «костяной пояс» остался позади и песок начал стремительно чернеть как угольная пыль.
Глава 4
День 21 месяца иершема ( XII ) года 1650 Этой Эпохи, Имем-Муахит, Чёрные Пески.
В этом краю по воле Зенреба царила бесконечная ночь и холод. На многие лиги внизу простиралась лишь песчаная гладь, сплошное чёрное зеркало, не отражавшее ничего и остававшееся незримым для незваных гостей. Сборщик Мёртвого налога преодолевал её, сливаясь с небесами, в полной тишине.
— Нам нужно прыгать, прекраснейшая, — едва слышно произнёс колдун. — Мы летим прямо в костлявые лапы приёмщиков некрополя, там слишком много внимательных взглядов, ото всех просто так я не спрячу.
За бортами железной корзины простиралась пустая темень, Чёрные Пески казались бездонной пропастью.
— После такого падения никто из нас не выживет.
— Положись на меня.
Услышав это, Зиру попыталась улыбнуться, но очередной спазм, исковеркавший её натянутое лицо, ничем на улыбку не походил. Госпожа убийц без колебаний сделала шаг во тьму, а слуги последовали за ней. В ушах Зиру засвистел ветер, она раскинула конечности, немного замедляя падение и сквозь слёзы пыталась разглядеть приближающуюся землю, но темнота продолжала оставаться непроглядной. Постепенно ветер стих и появилось чувство невесомости, под приталенные чёрные одежды стал заползать холод и слёзы превращались в лёд, пока вдруг Зиру не коснулась мягкой сыпучей поверхности. Она изогнулась и села, пытаясь разглядеть что-либо вокруг.
— Эгидиус?
— Я рядом, прекраснейшая.
— Не вижу ничего.