Что ж, вот и приехали.
Я выхожу из машины и иду в сторону железных ворот. Навстречу выбегает черная дворняга, угрожающе скалится на меня, вызывая смешок своими размерами. Ещё одна — овчарка — к счастью, на привязи, рычит, показывая острые белые клыки, но бросаться на меня не спешит. Я вглядываюсь в двор в надежде, что кто-нибудь меня заметит, и выдыхаю с облегчением, когда на лай собак появляется старушка.
— Кто там? — щурится она и успокаивает Малыша.
— Я по поводу Ирины, — громко выкрикиваю я и слегка напрягаюсь, боясь услышать, что о такой здесь и не знают. Старуха хмурится, накидывает на плечи теплую шаль и идет ко мне.
— Случилось что-то? — встревоженно спрашивает она, вглядываясь в мои глаза, и я медлю с ответом. Вот так, с порога, ошарашивать родственницу девушки ее состоянием совершенно не хочется, но почему-то именно мне выпадает честь поведать ее семье плохие новости.
— Нет, все в порядке, — отвожу взгляд в сторону, рассматривая красную черепицу на доме и игнорируя выцветшие глаза женщины, — просто хотел поговорить с ее родителями. Они дома?
— Так мамка ее за границей. Работает там. — Короткая пауза, и ни слова об отце. — А вы кто нашей Ирочке будете? — настороженно спрашивает она, не спеша впускать меня во двор.
— Друг я. Максим.
На ее морщинистом лице появляется удивление, взгляд меняется на добродушный. Она рассматривает меня с ног до головы и улыбается.
— А я Светлана Павловна, бабушка Ирочки, она много рассказывала мне о вас. Не знала, что вы вернулись, Максим, проходите. — Она отпирает калитку и пропускает меня во двор, отталкивая в сторону мелкого пса, который все норовит уцепиться за мою ногу. — А… внучка моя где? — Бабушка блуждает взглядом по моему автомобилю, ожидая, что девушка вот-вот выйдет из салона. Мне вдруг становится горько. Как сообщить этой старушке о том, что Ира уже неделю находится в реанимации?
— Она… Она родила и пробудет какое-то время в роддоме, — решаю, что все-таки обязан рассказать ей о рождении правнука.
— Ох, радость-то какая! Пойдемте, Максим, расскажете мне все. Ребеночек-то здоровенький? На кого похож?
— Да, — отвечаю сухо и без подробностей, а потом нехотя иду в дом вслед за Светланой Павловной.
Когда ехал сюда, то даже не задумывался о том, что именно скажу ее родственникам, хотя нет, планировал бросить с порога информацию о состоянии Иры, но не думал что это окажется не так просто. И вот сейчас даже не знаю, с чего начать. К тому же ребёнка, похоже, по-прежнему некому забрать. Вряд ли эта женщина, которой уже за семьдесят, справится одна с младенцем.
— Вы присаживайтесь, Максим, сейчас я чайку заварю, пирог утром испекла с вареньем, так и чувствовала, что гости у меня будут.
В доме простенько, но убрано и уютно. Современная техника смотрится нелепо на фоне старенькой кухонной мебели. Я складываю руки на столе и подглядываю на время. Скоро стемнеет, а мне ещё обратно ехать.
Пока Светлана Павловна суетится у плиты с чайником, я рассматриваю небольшую кухоньку и пытаюсь понять, что делать дальше. Сказать ей или нет?
— Ира почти ничего не рассказывала о своей семье, — издалека начинаю я. — Я так понимаю, что у неё есть только мать и вы.
— Отец ее ушёл давно, она его даже и не помнит. Сами поднимали ее, учили, мамка вечно на заработках, а я с Ирочкой здесь. Так быстро выросла, аж не верится. — На глазах Светланы Павловной появляются слёзы, она вздыхает, и при воспоминании о внучке на ее лице словно разглаживаются глубокие морщины. Я рассматриваю ее с интересом, пытаясь уловить хоть какую-то схожесть с внучкой, но из-за седины волос невозможно узнать, какого раньше они были цвета, лишь выцветшие зелёные глаза говорят о том, что всё-таки у Иры что-то от ее внешности есть. — Подумать только, внученька моя уже и сама мамой стала, а вроде только во дворе босиком бегала.
— А мать ее когда вернётся? — после небольшой паузы спрашиваю я. — Ире, наверное, помощь понадобится с ребёнком.
— К лету, скорее всего. Алла хотела к родам приехать, но Ира отговорила ее. У нее же там, в Польше, партия хорошая наклевывается. Может, поженятся и там останется. Мужик хороший, инженером работает. Вот наша Ирочка и не хочет дергать ее оттуда. Глядишь, может, хоть к пятидесяти годам Аллочка наконец-то счастлива будет. А то так жизнь прожила, а ничего хорошего и не узнала, — качает головой она и тяжело вздыхает.