Но у меня не было иллюзий на этот счёт. Он взрослый состоятельный мужчина. Его дочь — моя лучшая подруга! Которой надо будет сегодня хотя бы написать… Ага, и что я ей скажу? Здравствуй, Лера, у меня всё в порядке, ночую в постели твоего отца?
Утром между ног немного болело, а мне необъяснимо хотелось повторить всё то, что было ночью. Нет, я точно сошла с ума. Когда я проснулась, Марка не было в кровати, а выйти из комнаты я побоялась. Около раковины лежала зубная щётка в упаковке, я посчитала, что это для меня, и воспользовалась ей. Я чистила зубы и не знала, как теперь себя вести. Расчесала волосы массажкой, которой пользовалась вчера. Умылась. Помылась. В общем, сделала всё, только чтобы не выходить из комнаты.
Вдруг он там? А вдруг его там не будет?
Заправила кровать, надела своё бельё, которое я вечером постирала, оно успело высохнуть за ночь, а сверху махровый халат, который пах Марком. А потом я открыла дверь.
Тишина. Я уже разочарованно расслабилась и спокойно пошла в сторону кухни, как услышала:
— Доброе утро!
Я подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось, а меня вдруг привлекли к широкой груди в белой рубашке и усадили на свои колени.
Его поцелуй быстро перерос во что-то страстное, и вот я почувствовала, что меня несут, а потом пуль от телевизора, впивающийся мне в лопатку, но отвлечься и сказать об этом у меня не было никаких сил.
Марк оказался сверху и его рука пробралась под полы халата. Он хладнокровно развязал на мне пояс и снова прорычал что-то непонятное, как вчера. А я увидела, что в штанах у него стало тесно.
А мне стало страшно, потому что между ног жгло не только возбуждением, но и просто… мне просто было больно. И вообще, разве я уже не расплатилась за то, что натворила? Но Марк не останавливался, просунул руку мне в трусики, а я не нашла ничего более умного, чем болезненно ойкнуть.
— Я не собираюсь касаться там, где болит, — сказал он, и меня просто растопил его низкий хриплый голос. Я растаяла, как сливочное масло на сковородке.
И сегодня всё было так по-другому, в комнате светло, я хорошо его видела и от этого очень смущалась, когда он всё же засунул руку в мои трусики и начал массировать клитор.
Кричать тебе надо было, Катька! Но вместо крика изо рта вырывались только хриплые стоны и рваные выдохи!
Я закрыла глаза и выгнула спину, а он приник к моей шее губами, а потом больно укусил за грудь. Я дёрнулась, но зубы тут же сменились языком и он свободной рукой сдвинул с груди лифчик… В тот момент, когда его рот захватил в свой плен мой сосок, я была потеряна для этого мира. Казалось ещё чуть-чуть и я просто взорвусь, как конфетти, но Марк прервался.
Я открыла глаза.
Он расстегивал ремень.
— Что ты делаешь? — спросила я, когда он вдруг просунул мою руку в петлю из ремня.
— А ты как думаешь?
Он хитро улыбался, а когда мои руки оказались скованными, а сама я еле дышала от страха и возбуждения, он поднял меня на руки и понёс в другую спальню.
Там у кровати было высокое металлическое изголовье, к которому Марк ловко прикрепил мои связанные руки.
— Мне страшно, — проблеяла я.
— Я собирался в офис, но теперь придётся опоздать.
Я повернула голову к часам, стоящим на прикроватной тумбочке. Половина двенадцатого.
— Ты уже сильно опоздал. Бросай меня здесь и езжай на работу! — протараторила я, когда мозг от страха заработал активнее.
— Я собирался приехать к полудню.
— Можешь даже не развязывать, просто уходи! — вскрикнула я.
Я полусидела в белье, со спущенным с одной стороны лифчиком и с пристёгнутыми наверху руками. Он стоял на коленях передо мной. В рубашке, брюках, с дорогими часами на широком запястье.
— Расставь ноги.
— Но, Марк…
— Делай, что я сказал.
Я немного раздвинула ноги, поставив стопы на носочки.
— Шире.
Я раздвинула их шире.
— Ты уже мокрая?
Кивнула, ещё больше заливаясь краской и кусая до крови губы.
Он медленно закатал рукава рубашки, смотря на меня. А мне было жутко некомфортно, но отчего-то я не могла его ослушаться. Потом подвинулся ближе ко мне, снял лямки моего лифчика и стянул его вниз, так, что тот остался на моём животе. Всё это было таким грязным. Таким не милым, не нежным. А между ног уже всё сжалось от противоестественного желания.
И почему моё тело ведёт себя так странно? Я ёрзала, но не сдвигала ноги. Он просунул руку мне под спину и расстегнул крючок, избавив меня от лишнего на его взгляд предмета гардероба. Я осталась только в трусиках, которым, казалось, осталось жить недолго.