— Это дело хорошее, — согласился Егор Федорович, снова садясь на ящик и придвигаясь ближе к старику.
— Не только хорошее, а и необходимое, — строго пояснил Александр Николаевич. — Ты вот Соколовым восхитился. У него в бригаде молодая жизнь расцветает. Старикам другое нужно. Я думаю, в старости человек обязательно должен сам увидеть, в какие большие дела и его трудовая жизнь влилась. Вот и я хочу проехать по Волге как хозяин.
— Ты, дядя Саша, не уклоняйся, — тихо, но настойчиво попросил Егор Федорович. — Самого, небось, тянет на завод.
— Мало ли куда тянет, — раздраженно ответил старик. — Ну что я буду делать в цеху, гостем приходить?
— Дядя Саша, ты человек независимый, твое слово будет чистым, бесстрашным, как никто, правду резать можешь, никто тебя ни в должности не понизит, ни даже выговора не объявит.
— Вон оно что! Это значит, для борьбы с разными бюрократами ты сам-то храбрость подрастерял, разведчик? Может, полагаешь, что я Гудилину хребет начну ломать? Этого нескоро повернешь, гибкости у него должной нету. — Александр Николаевич взял свою кепку с вишнями и пошел к дороге.
— А мы его, Гудилина, сначала попарим, баньку устроим. А уж потом и хребет согнем.
— Кто это мы? — Александр Николаевич остановился на дороге, поджидая Егора Федоровича.
— Партийный актив завода на днях. Приглашаю, дядя Саша. Придешь?
— Вот за это спасибо. Пожалуй, обязательно приду.
— Договорились! — обрадовался Кустов. — А насчет Волги, дядя Саша, — это замечательно. Сам собираюсь который отпуск, да все не выходит: то денег маловато, то семейные дела. На будущий год обязательно поеду, если жив буду.
— Эх ты, молодяк. Если жив буду, — передразнивая Кустова, сказал Александр Николаевич. — Это что же тебе смертельно угрожает? Разве что жирок излишний.
— Так, привычка, — смутился Егор Федорович и вдруг рассердился: — А не пойду я им за водкой. Скажу, нету в магазине. Ишь, молчат, песни на сухую не идут. Ждут. Да хватит им уж. — Пожав осторожно руку старику, он сошел с дороги и пошел тропой между садочков. — Я еще зайду к тебе, — крикнул он.
Выйдя из сада и перейдя овраг по насыпи, Александр Николаевич сделал небольшой крюк и зашел к Вике и Артему. Там он застал свата.
— Сергею Яковлевичу почтение, — бросил Александр Николаевич и, держа обеими руками кепку с вишнями, прошел мимо сидевшего у двери свата. — Угощайтесь, самые первые, — сказал он, поставив кепку на стол.
Артем, сидя боком на кровати, с ожесточением правил одну из подаренных Дмитрием бритв. Вика высунулась в раскрытое окно, как бы выказывая свое безразличие к разговору отца и мужа. Александр Николаевич подсел к сыну.
— …Если такой вопрос поставлен, значит, дело в тупик зашло, — продолжал говорить Сергей Яковлевич. — Это я, сват, насчет постановления о культе личности, — пояснил он Александру Николаевичу. — Ведь какой вопрос! И получил всенародную огласку. А?
«И этот, по такой жаре, лакнуть не позабыл», — Александр Николаевич увидел, что Сергей Яковлевич «под газом», а по его тону, притворно сдержанному, понял, что он пришел покуражиться.
Артем бросил бритву на кровать и, сбычившись, смотрел на тестя; он понимал, что его хотят вывести из себя, наталкивают на скандал, что этот родственный скандал неизбежен, и старался быть собранным.
— Это дело сложное, государственное, и нас в полной мере не касается, — продолжал Сергей Яковлевич. — Мы люди простые. Нам не лезть в такие дела: голова целей будет. — Сергей Яковлевич шумно вздохнул и понизил голос: — Ведь к каким партийным людям было применено беззаконие… Этим самым Берией… До нас этому извергу дела мало было, до простых людей, которые страну на своих плечах держат, хлебом кормят. У нас своя линия: умей во всевозможных обстоятельствах жить и трудиться себе и людям на пользу.
— Уж будто и людям? — насмешливо заметил Артем.
— А как же! Про меня, про мое хозяйство, верней, говорят: «Как кулак живет». А я и сам сыт и людям продать, что бывает…
— И никакие налоги, ограничения вас не пугают. Налог побольше — и молочко на базаре продаете подороже. — Артем встал с кровати и, пружиня ноги, шагнул к столу. Он бросил в рот горстку вишен и прищурился на тестя словно оттого, что вишни показались ему кислыми.