— Ох, и развелось же этих поллитровщиков. А ты, Никитич, вроде бригадира у них… К черту! — Учитель выпрямился в рост. — Леонид Петрович! Я вижу: у вас опять излишний запас скоропортящихся продуктов?
— Собственно, как раз на ужин и утром на завтрак.
— Будем ужинать. — Альфред Степанович запер замок на рундуке и, выбравшись из лодки, пошел к автомобилю, чтобы отвести его на недельную стоянку во двор к знакомым.
Никитич услужливо подхватил «авоськи» Бутурлина.
— Ко мне в рубку?
— Именно туда, — ответил Бутурлин.
«Чудаки-романтики», — подумал Анатолий, переходя с мостков в «Лебедушку».
Солнце ушло за горы. Протока между берегом и Разбойным островом потемнела, и все на воде и на берегу стало затихать. Ушли от складов последние грузовики с зубрами на капотах моторов. Раскатывавший по берегу паровозик «кукушка» тоже куда-то удалился на ночь. Замолкли транспортеры, выбрав до последнего из огромной баржи бумажные мешки с цементом. К барже, высоко поднявшейся над водой, прилепился буксир и сонно сипел кудрявой струйкой пара. На пляже острова гомонили купальщики, по протоке рыскали трескучие моторки, но и эти звуки стали словно приглушенными. Совсем стих ветерок, и духота сгустилась. За день солнце нещадно накалило всю округу, и вечерней прохлады не было над приторно пахнувшей нефтью водой.
Вернувшись на базу, Альфред Степанович подошел к лодке.
— Ну что загрустил? Пойдем-ка, брат, заправимся…
Анатолий взялся за свой мешок.
— Не тронь пока, — остановил его Альфред Степанович. — На рыбалке, знаешь ли, обычай: все харчи в общий котел. Пойдем, окажем честь стряпне супруги Леонида Петровича.
«Рубка» вахтера Никитича была тесной каморкой, освещенной тусклой лампочкой. На маленький стол, выдвинутый на середину, Бутурлин выложил свои припасы. Анатолию он протянул большой пирог и две котлеты.
— А мы по чарочке. — Леонид Петрович из зеленого пластмассового стаканчика вынул еще два поменьше и поставил на стол бутылку «Столичной». — Командуйте, Альфред Степанович.
Никитич съежился и потер руки. Анатолий уселся на порог, поставив кружку с чаем и положив еду на подстеленную на пол газету. Альфред Степанович разлил водку.
Плотно закусив после первого стаканчика, Альфред Степанович полез было в карман за папиросами.
— Тьфу, черт, — сказал он виновато и взял бутылку. — По второй?
— Можно, — согласился Никитич.
Альфред Степанович налил в стаканчики и передал бутылку Бутурлину.
— И хватит, — сказал он. — А это уберите, Леонид Петрович.
Никитич выпил, закусил зеленым луком и закурил: он мстил за убранную недопитой бутылку. Пожалели еще стаканчик старику, так вот же вам: небось, после ужина вот как покурить хочется? Попросите, может, по папиросочке? Но инженер и учитель поняли провокационную уловку и лишь обменялись взглядами, выражавшими презрение к соблазну.
Убрали со стола и сходили в лодку за одеялами. Инженер и учитель как будто смертельно захотели спать. «Это они курево стараются забыть — вот и спешат на боковую», — догадался Анатолий.
Альфред Степанович устроился на узкой скамейке, Бутурлин — у стены на полу, Анатолий улегся под столом на своем одеяле.
С берега доносился вой трамваев. На самоходной барже играла радиола. Вахтер сидел снаружи каморки, курил и кашлял. Под настилом базы тихо плескалась Волга.
Вскоре послышалось шлепанье колесных плиц какого-то судна. Этот шум, нарастая, приближался. И вдруг раздался гудок такой силы, что вся каморка наполнилась гулом, как гитара, у которой рванули разом все струны.
— От же чертушка, — рассердился Альфред Степанович. — А я только задремал.
— Ладно, простим ему, — Откликнулся Бутурлин. — Уж больно голос красив. Бархат.
Судно прошло, и база заколыхалась на волне.
— Толя, спишь? — спросил Альфред Степанович.
— Да нет еще.
— Сочинение ты, брат, на экзамене правильное написал.
— Это по школьным понятиям.
— А я думал, ты свои собственные понятия излагал тогда, — пробормотал Альфред Степанович.
От стенки, где улегся Леонид Петрович, послышался тонкий посвист носом.
— Тоже мне соловей, — проворчал Альфред Степанович. — Теперь на всю ночь завел.
Прошло еще немного времени, и сам Альфред Степанович всхрапнул затяжно, с рокотом и, уж дав себе волю, пошел храпеть вовсю.
«Вот уже действительно чудаки-романтики. И что за удовольствие спать на голых досках, ужинать в этой каморке со стариком-вахтером? А может, это и есть уже рыбалка? — Анатолий пожалел о своей раскладушке. — Тоже в робинзоны захотел поиграть. А не все ли равно, как прожить до сентября; тут не то что на рыбалку, а куда угодно махнешь, лишь бы время убить. А что ж, Бутурлин с Альфредом Степановичем тоже время убивают?»