Утром того дня десятиклассников выстроили в школьном коридоре. В ожидании выхода директора все стояли смирно и страшно волновались, и Анатолий волновался, хотя твердил себе, что он не провалится, а какую отметку получит, — неважно.
Многие ребята, да и девчонки запаслись своими старыми сочинениями, кое-кто выпросил тетрадки у тех, кто год-два тому назад кончал школу и получал на экзаменах пятерки. Придумали хитрые способы прятать шпаргалки. Томка Светлова и та, наверняка, запаслась «материалом». Неспроста она в то утро была чересчур скромна, даже глаза ни на кого не поднимала.
Директор, сам взволнованный, надорвал перед строем таинственный конверт с сургучными печатями. Вытащив из конверта бумагу, он огласил предписанные свыше темы экзаменационных сочинений, и все запасенные шпаргалки сделались сразу никчемными: ни одной ожидаемой темы не было. Все растерялись, даже учителя. У Томки в глазах был ужас, когда она садилась за парту. Потом все поуспокоились, и каждый взялся за работу.
Анатолий решил писать сочинение на свободную тему: «Широка страна моя родная». А в классе ему пришла мысль еще изложить и собственные взгляды на всю свою будущую жизнь. О! Тут Тольян мог сказать многое. И сказал. Заключительная мысль сочинения была та, что человеку лично самому не обойти, не объехать за весь свой век каждую пядь Родины. Но вот труд его, хотя бы в виде подшипников, проникает всюду, хоть в Антарктиду, хоть в морскую глубину.
Всего этого вообще не надо было стыдиться. Но после неудачи с поступлением на завод Анатолия начала грызть совесть. «Нахвастался, а только и дела, что золотая медаль, — говорил он себе. — Хоть и аттестат зрелости, а все остался малолетком».
И вдруг Тольяну привиделась Томка Светлова. Встретил он ее недавно. Обстригла косы и завилась, туфельки на таких каблуках, что Томка заметно прибавилась в росте. Под мышкой, уже как у студентки, кожаная папка с застежкой-молнией. Жаловалась. Не знала, куда же податься с медалью. Хотела в университет на физический. Да ведь собеседование — тот же экзамен, даже хуже. Мальчишкам — тем что! Приносят грамоты за участие в радиовыставках, и их без разговоров принимают. А девушек не очень-то. Советы дают: идти в филологи, например. И так на химическом, на мехмате…
Куда она все же определится?
— Толя! Гляди-ка, — закричал Альфред Степанович. — Гляди, как детей учит.
Справа из ерика выплывала утка, за ней гуськом тянулись четверо утят. Утка, время от времени взмахивая крыльями и пеня воду, быстро проплывала вперед, оставляя своих детенышей далеко за собой, и останавливалась. Утята торопливо догоняли мать, но утка снова отдалялась от них. У Альфреда Степановича и Бутурлина глаза горели охотничьим азартом. Они уже разделись и остались в одних трусиках. Леонид Петрович надел на голову фетровый колпак — остатки старой шляпы. Белотелый, худой, в пенсне, он со своей бородкой выглядел очень забавно.
Анатолий тоже разделся. В обличающем солнечном свете он показался себе неприлично белокожим.
— Смотри не спекись, Толя! — крикнул Альфред Степанович. — С ветерком солнце. Подлейшим образом обманет.
— Ты с Альфреда Степановича пример не бери, — засмеялся Бутурлин. — Видишь, на нем какая дареная природой доха. — Сам он натянул на плечи рубашку, завязав рукава под горлом, рубаха надулась за его спиной шелковым парусом.
— Ты прав был в своем сочинении, — опять прокричал со своего командирского места учитель. — Нашу страну и в жизнь человеку не объехать. Да что страна, наша округа тоже немалая!
«Помнит все мое сочинение, — усмехнулся про себя Анатолий. — А любит он Волгу». И тут Тольян сделал для себя первое открытие в этой поездке. Однообразная со своими золотыми песками, петляющими берегами, слева гористыми, обрывистыми и кое-где лесистыми, а справа низменными, поросшими тальником, Волга являла взору все новые и новые чарующие картины, в которых ничего не было лишнего и все было скромно, прекрасно и необходимо вплоть до легкого облачка на небе или свиристящего на мокром песке куличка.
«Не бывал я еще так на Волге!» — восторгался про себя Анатолий. Он уже ощущал нечто вроде благодарности к своему бывшему классному руководителю за то, что тот как бы оторвал его на время от окошка отдела кадров.