В состоянии предельной усталости Анатолий выгрузился из автомобиля учителя у крыльца своего дома.
Квартира оказалась запертой: было еще рано, и Марина не вернулась из ночной смены. Анатолий взвалил на плечо свой мешок с мокрым одеялом и сазаном и поплелся к Вике.
Вика занималась на кухне стиркой.
— А, мужичок-рыбачок! — обрадовалась она ему и провела в комнату. — Уж как я тебя ждала. Так ты мне нужен.
В комнате Вики был развал: кровать стояла с голым матрацем, на полу были два раскрытых чемодана, наполовину уложенные, и небрежно завязанный узел с чем-то мягким. Анатолий бросил на пол и свой мешок.
Вика уселась на стул и подбоченилась.
— К Артему я, Толя, уезжаю. Ждала тебя, чтобы проводил ты меня. До самого совхоза. Понимаешь?
Анатолий с трудом поднял глаза, оглядел Вику. Да, ехать ей к Артему надо. И проводить, кроме как Анатолию, ее некому.
— Ладно, поедем, — проговорил он, еле ворочая языком и валясь на кровать. — Дай поспать малость.
— Спи на здоровье, не сегодня едем. — Вика стянула с Анатолия сапоги и закинула на матрац его ноги.
— Там, в мешке, у меня сазан, — приоткрыв глаза, пробормотал Анатолий. — Поджарь, пока я чуток сосну… Да Марину позови на завтрак.
IX
«Владимир Короленко» был старым теплоходом. Алешка еще до отплытия обежал его и не замедлил высказать свое разочарование:
— Уж не могла на новый дизель-электроход достать билеты, — неизвестно кого укоряя, сказал он. — Тут и каюты, как пеналы для карандашей. И все неинтересное.
— Ишь ты, турист-стрекулист. — Александр Николаевич дал внуку легкого подзатыльника.
Когда же «Короленко» выбрался на стрежень и ходко пошел навстречу теплому летнему ветру и зелено-голубому простору Волги, а все пассажиры разбрелись, гуляя по террасе, Александр Николаевич строго выговорил внуку:
— Во-первых, наш теплоход носит имя замечательного писателя, уж за одно это ты должен уважать его. Потом — он мой знакомый, еще с гражданской войны. До революции он, понимаешь ли, принадлежал не то акционерному обществу, не то товариществу «Самолет» и был окрашен в розовый цвет, в его каютах ездила привилегированная публика. А теперь, видишь, он служит нам. Так ты, Алешка, путешествуй с интересом, и чтобы я от тебя такого больше не слыхал.
Сам Александр Николаевич преобразился с первого же часа поездки. Будто он уж много раз так-то, в свое удовольствие, путешествовал на комфортабельных пароходах, и пользоваться всеми удобствами для него было привычно. Погуляв на террасе, он повел семью в салон первого класса обедать. За обедом он потребовал директора ресторана и сделал ему выговор за несвежую горчицу и черствый хлеб. При этом старик любовался пейзажем, проплывающим за широким зеркальным окном салона, и всем своим видом показывал, что горчица и хлеб — пустяки, конечно, но он просил бы товарищей из обслуживающего персонала не заставлять его досадовать даже на эти пустяки.
— Ты чего раскапризничался? Министр какой, — осуждающе заметила мужу Варвара Константиновна, когда директор ресторана удалился с извинениями.
Александр Николаевич улыбнулся ей так, словно ему даже слов не хотелось тратить, чтобы объяснять то, чего она не понимает и что она сама теперь должна научиться понимать.
Он словно решил показать себя супруге с совершенно незнакомой ей стороны; он принялся заботливо ухаживать за ней; предупредительно находил для нее удобное местечко на террасе и раскладывал шезлонг; ходил в буфет за нарзаном и конфетами для нее. Он строжил внуков так, что они не огорчали бабушку непозволительными шалостями и были детьми, за которых во время всего путешествия не приходилось краснеть. Александр Николаевич вдруг стал следить и за собой. По утрам он оказывался самым первым клиентом судовой парикмахерской и ежедневно принимал душ. Свой парусиновый костюм он через ночь отдавал в утюжку проводницам и один раз даже попросил его выстирать.
В каютах первого и второго класса ехали все больше отдыхающие люди. Александр Николаевич быстро перезнакомился с пассажирами и проводил много времени в беседах. Его собеседниками были инженеры, учителя, музыканты, даже профессор-математик. Старик окрестил теплоход плавучим университетом.
Волгу он назвал богатым проспектом, украшавшим страну. Строительством Куйбышевской ГЭС он был просто потрясен. Его одинаково радовали нефтяные вышки в Жигулях и цементные заводы Вольска. На больших стоянках он первым сходил на берег и, увлекая за собой всю семью, торопливо осматривал города.