Они трижды поцеловались.
— Да ты у нас, папка, молодцом! Тебя и годы не берут, — сказал Дмитрий, откачнувшись от Александра Николаевича и продолжая держать свои тяжелые вытянутые руки на его плечах.
— Это верно: не берут… Они только сразу хватают, — Александр Николаевич почувствовал в голосе Дмитрия фальшь; показалось, Дмитрий что-то скрывает за деланной радостью и чересчур внимательным сыновним взглядом. — Один, без супруги пожаловал?
— Один. Еле вырвался. Как из плена сбежал. — Дмитрий чуть посмеялся, отпустил плечи отца и шагнул в сторону.
— Так-так. — Александр Николаевич обошел стол и поздоровался за руку с Артемом.
— Здравствуй, папа, — сказал Артем просто, пожимая руку отца. — Гулять ходил?
— Гулять? — Александр Николаевич выставил из карманов на стол две поллитровки. — Видишь: командировку мне давали.
Артем стукнул бутылками.
— Ну и пображничаем же! Я тоже явился с горючим. А главное: угощение у нас столичное, сроду не едали. — Он насмешливым взглядом встретил Варвару Константиновну, принесшую, наконец, из кухни семгу в стеклянной вазе на тонкой ножке.
— Иди-ка, Марина, освободи тарелки от помидоров, — распорядилась Варвара Константиновна. — А вы, модницы, чего? Видите, не управляемся! — пристыдила она Вику и Женю.
Женщины дружно занялись столом. Александр Николаевич подсел к Артему. Дмитрий опустился на стул рядом с ними.
— Так как же, папа, живешь, работаешь? — спросил он.
— Как живу, сам видишь, а работаю… Работаю в три смены, — с сухой сдержанностью ответил отец и в свою очередь, словно из вежливости, а не потому, что ему это было интересно в самом деле, спросил: — А у тебя как дела? Надолго ли в отпуск?
— На все тридцать суток.
— Ишь. На весь отпуск, значит… А из какого же это плена ты сбежал?
— Да ведь дочь у меня школьница. Зинаида Федоровна вообще боготворит ее, а теперь вся жизнь моей маленькой семьи подчинена Лидочке. Ну, а мне захотелось все же встряхнуться. Вот и оставил жену и дочь.
И опять Александру Николаевичу показалось, что сын что-то не договаривает.
— А служба твоя как идет? — спросил он уже по-отцовски требовательно.
— Вернусь, крейсер принимать буду.
— Крейсер. — Александр Николаевич, наконец, посмотрел сыну в глаза. Выходило, что Митька служил исправно и в службе шел вперед. — Видел я в «Огоньке» на снимках наши новые корабли, которые с заграничными визитами ходили. А расскажи-ка мне, как они против тех, старинных, на которых еще мы плавали?
Дмитрий знал, что тот, кто прослужил на флоте, а тем более столько, сколько послужил и пережил его старый отец, тот на всю жизнь остается в душе моряком. Ему подумалось, что их — его и отца — любовь к флоту — одна из тех неразрывных связей между ними, которая послужит основой к сближению.
— Корабли остались кораблями: те же трубы, мачты и пушки в броневых башнях. А если сравнить нынешний крейсер хотя бы со старушкой «Авророй»… Ну, мы еще поговорим, папа, — Дмитрий сказал это уже без той фальшивости и бодрячества, которые показались было в нем Александру Николаевичу.
«Нет, сын, ты приехал домой не только встряхнуться. Что-то стряслось у тебя такое, что тебе больше некуда было деваться», — подумал старик.
IV
Наконец стол накрыли. Все расселись, и Артем принялся откупоривать бутылки и разливать вино.
Дмитрий вышел в прихожую и принес свой второй большой чемодан.
— Ты что это, брат? — удивился Артем. — Или не все выложил? Погоди, придет еще черед.
— Черед пришел. Самый черед. — Дмитрий достал из чемодана куклу. — Держи-ка, Татьяна Артемьевна!
— Ах! — выдохнула Танечка и схватила обеими руками красавицу в нежно-розовом, как яблоневый цвет, платье и с голубыми, как апрельское небо, глазами.
— Тебе, Алешка. — Дмитрий поставил перед племянником блестящий легковой автомобильчик.
Мальчуган убежал в прихожую, чтобы там немедленно опробовать игрушку. Танечка соскользнула с колен матери и упорхнула за Алешкой.
Марине Дмитрий подарил отрез темно-синей шерсти на платье.
— Премного благодарю, — сказала она, кланяясь Дмитрию.
Анатолий довольно равнодушно отнесся к фотоаппарату.
Артему Дмитрий преподнес семь бритв в бархатном футляре.
— Это что же, для нашей совхозной парикмахерской? — спросил Артем.
— Читай! — Дмитрий раскрыл и разложил в ряд бритвы. На полированных лезвиях по-немецки были вытравлены дни недели. — На каждый день по бритве.