— Ну и как вы считаете, справедливо с вами поступили? — полюбопытствовал Селяничев.
— Так ведь сами понимаете, синяки и шишки на лбу без боли не вскакивают. А служба требует умения смиряться.
— Беспринципно! — возмутился Селяничев. — И в военной службе есть и должна быть борьба мнений, есть противоречия, которые двигают вперед военную науку и саму службу совершенствуют. А все-таки что же было подходящим случаем для инспекции, в результате которой вы так пострадали?
— Два матроса с моего корабля на берегу напились и дебош учинили.
— Ага! — воскликнул Селяничев. — Значит, воспитательная, политическая работа у вас была плохая.
— Довольно спорить, — решительно сказал Дмитрий Александрович. — Праздник же.
XI
Дмитрий Александрович старался выказывать внимание своему старшему помощнику, офицеру более опытному, чем его командир. После обеда он предложил Платонову съехать на берег. Но тот ответил:
— Если позволите, я буду сегодня на корабле. Знаете ли, старый обычай: в первые дни праздников всегда отдыхает командир корабля, а старпом службой правит, я велел дома все на завтра приготовить, ну, и гостей тоже на завтра пригласить.
С легким сердцем Дмитрий Александрович сошел в поданный к трапу щегольской катер. Горнист сыграл «захождение». Остановившийся на верхней площадке трапа Платонов взял под козырек. Фыркнул мотор, матрос оттолкнул крюком нос; взбивая винтом бурун, катер начал разворот, беря направление на ворота гавани. Дмитрий Александрович приложил руку к фуражке и тотчас опустил. Горнист дал «исполнительный». Платонов продолжал стоять на верхней площадке трапа, провожая взглядом командира. «Старается. Служит. Ну, что бы такое сделать, чтобы он не оставался „вечным старпомом“?» — Дмитрий Александрович отвел взгляд от своего красавца-крейсера.
Море зарябилось: небольшие волны сверкали бесчисленными солнечными бликами, а кое-где уже играли белыми барашками. Ветер стал резким и холодным.
«А хорошо!» Дмитрий Александрович повернулся навстречу ветру и, глядя на приближающийся город, стал в уме сочинять поздравительную телеграмму отцу и матери.
От гавани он направился домой пешком, завернул на почту, купил коробку конфет в гастрономе. И так, гуляя, добрался до своего дома.
Поздравив с праздником жену и дочь, он прошел в столовую и опустился на тахту, чувствуя себя переполненным впечатлениями.
— Такой славный день сегодня! Такой славный. Погода с утра как по заказу. И так хорошо я сейчас прошелся на катере, по улице погулял… И, знаешь ли, мы на параде получили благодарность.
— Еще раз поздравляю. — Зинаида Федоровна тоже присела на диван, отдавая ему телеграммы и письма. — Все тебе, а мне из Владивостока почему-то ничего нет. Непонятно и тревожит: папа всегда такой аккуратный.
— Успокойся. Если бы что стряслось, — сообщили: просто у почты праздничная перегрузка.
— Пожалуй, верно, — согласилась Зинаида Федоровна, вздохнув. — Есть хочешь?
— А вы не обедали? Меня, бедненькие, ждали? Да вот горе: аппетита еще нет. Но у тебя, наверное, на этот раз что-нибудь необычайное? Давайте обедать! А сейчас бы я коньячку выпил.
Дмитрий Александрович начал читать корреспонденцию.
Артем телеграфировал: «Поздравляю первомаем мы отстрелялись за пять дней». Это брат докладывал о весеннем севе. Родители писали: «Поздравляем пролетарским праздником желаем здоровья успехов службе счастья личной жизни». Насчет личной жизни было подковыркой: значит, телеграмму посылал Тольян. Письма прислали трое однокашников, регулярно писавшие ему к каждому празднику. Правда, он не очень-то аккуратно отвечал им.
Зинаида Федоровна выставила на буфет коньяк и лимон. Началась сервировка праздничного стола. Лидочка помогала матери.
Дмитрий Александрович выпил рюмку коньяку и немного посидел на балконе. Потом он с удовольствием пообедал, хваля все, начиная от заливной телятины и кончая кремом. Прасковейский мускат тоже пришелся ему по вкусу.
После обеда он вздремнул на тахте. А отдохнув, надел штатское и пошел с Лидочкой в матросский парк. И это тоже было удовольствием — бродить с прелестной дочуркой среди гуляющих, смеяться вместе с нею у кривых зеркал, кружиться на карусели, просто глазеть на всякие аттракционы и игры.
После вечернего чая Дмитрий Александрович предложил жене пойти куда-нибудь. Зинаида Федоровна отказалась, сославшись на головную боль. Тогда он почитал Лидочке книжку, а когда дочка легла в постель, включил тихонько приемник и немного послушал музыку. А Зинаида Федоровна занялась вышивкой для Лидочкиного платья. Она всегда принималась за рукоделие, когда у нее болела голова. Особенно часто она прибегала к этому средству в первое после войны время. Работала она размеренно, без остановки. Лицо ее опять было блеклым, как тогда, сразу после войны.