Матушкин метнул в его сторону ледяной пригвождающий взгляд: он тут по крохам, из пустяков стремится слепить хоть какой-то дополнительный шансик на жизнь, а этот… Конечно, не делать ничего, зубоскалить, язвить куда проще, чем что-то придумать. Игорь Герасимович тотчас пригнулся, поспешно задвинулся за тучного Чеверду.
— Ничего себе паучки. Вот бы живые! — шало оглядел их Пацан.
— И на фрицев бы их! Зараза их подери! — понравилось это и Лосеву. — И танков не надо. Побегли бы от их — не догнать! — зареготал. Его поддержали другие.
— Кончай! — оборвал их лейтенант. Все затихли. Дальше слушали молча.
— Вопросы? — закончив, спросил отрывисто, лейтенант.
— Так это что же тогда? Не только с минами, значит? И с гранами так? — косясь чуть виновато на всех, подметил Пацан. — Тоже, выходит, можно? Между осколками. — И вдруг предложил:- Давайте, товарищ лейтенант, а, проверим? Я это… Чесану, значит. Прямо сейчас вот, по снегу. А кто-нито это… значит, гранаточку мне. Проделаем опыт?
Евтихий Маркович скорее догадался, чем понял, что предлагает Пацан, так это было безрассудно и дико — самому умышленно бросаться на смерть, под свою же родную гранату.
— А ты это… Не того? — покрутил Лосев пальцем у лба. — Гляжу я на тебя. Еще с этого… С лета? С солдата того. Чокнутый, что ли, ты? — снова коснулся он пальцем виска. — Какой-то… Пустая жестянка вроде. Сквозняк… Куда занесет. И как тебя земля только носит?
— Носит! Носит! — как и давеча, вдруг взвился Пацан. — И хватит… Хватит меня попрекать! Ну, чего я вам? Чего ты? Чего вы все на меня? — горячо, с тоской воззвал он ко всем, оглядел всех, вскинув к груди кулаки. — Кто-то должен был… Вы же никто!
Ваня Изюмов так и выпялил глаза на Пацана. И Игорь Герасимович. Да и все остальные. И неясно было, сочувствуют они Пацану, поддерживают его или нет.
— А пошли вы все! — обиделся Яшка. — Какой есть, такой есть! Мама таким родила! И… Плевать на все я хотел! А ну-ка! — И, раздвинув толчком стоявших рядом с ним Орешного и Чеверду, вскинул ногу на борт. Раз — и на нем уже. Плюхнулся в снег. Вскочил. И сугробами прочь. — Кидайте, мать вашу!.. А ну, давай-ка, помор! Может, ты прав, лишний я на земле, Кидайте! Двум смертям не бывать!
Кузов, ходивший до этого ходуном, на секунду затих.
— Наза-а-ад! — взревел яростно взводный. — Назад! Пацан продолжал продираться сугробами.
— Ах ты!.. Назад!
Пацан обернулся. Застыл. Сел беспомощно в снег.
Когда ему помогли снова взобраться в машину, он, не глядя ни на кого, бурчал что-то невнятное. А лейтенант, все еще возбужденно, недобро косясь на него, старался ему втолковать:
— Граната! — это не мина тебе. У гранаты корпус какой? — сверлил он Яшку глазами. — Слабый, жестянка. У «лимонки» чугунный. Но тоже рвется на сотни осколков. На сотни! Понят дело? Вот так! И не ударный механизм у нее. Вот что главное. А запал. Это все понимают? — спросил, подняв голос, он. — Так что может взорваться и в воздухе. Ишь, герой мне нашелся. Додумался!
— Да истерика, товарищ лейтенант, у него, — вступился Лосев за Яшку. — Совесть заела. Значит, есть.
— Чтобы больше не слышал. Не видел чтобы больше такого! И вы, — обратился к Лосеву, ко всем остальным. — Чтобы мне его больше не трогать. Кто старое помянет, тому… — пригрозил он кулаком. А сам опять покосился на Яшку. «Неужто на самом деле?.. Серьезно? Решился? — И тут же поверил:- Этот да. Этот такой. На минуту бы, а герой! Вот они, сосунки. — Вспомнил Кольку. — Нет, вроде бы сын не такой. Сумел я в нем это… Да и тайга. Она хоть кого… Нет, Колька у меня вроде другой», — утешился Матушкин этой надеждой. Оглядел снова всех. — Значит, так, — остановил он невольно опять взгляд на Яшке. — Услышите мину, не давайте ей шлепнуться сбоку. Сразу задницей к ней. На худой конец, хотя бы башкой. Все в четыре раза надежней. А уж если в башку, то уж сразу, не мучиться.
— Лучше все-таки задницей, — не преминул с удовольствием подчеркнуть инженер. — В худшем случае, что? Еще одна дырка, и только.
Взвод, еще минуту назад удрученный новой Яшкиной выходкой, разом заржал.