— Ну что же вы? Раз пришли — входите.
Не оглядываясь на Сашу, врач пересек столовую и оттуда прошел к себе.
На столе в его кабинете лежала начатая работа. Стены о комнате состояли из стеллажей, рабочий стол был завалей книгами.
Не скрывая досады, Александр Александрович сел на свое рабочее место, с которого Саша своим приходом его сорвал.
— Ну?.. Садитесь и вы, не так ли? Я слушаю.
Взгляд серо-голубых холодноватых глаз не отрывался от смятенного вида Саши. Под этим взглядом Саша медленно начал краснеть.
— Меня к нам послала мама — И Саша низко опустил голову, — Вы ведь знаете мою маму? — И Саша, решившись, поднял глаза.
«Что я говорю?! Что же это а говорю?!»
Однако лицо Александра Александровича удивления но выразило.
— А ты не волнуйся. Расскажи по порядку.
— Да, да… Моя мама, она… она медсестра из города «Н». Куприявичене, Петронэль… А я… а общем, я и есть ее сын… А вы…
— Продолжай, пожалуйста. Я внимательно тебя слушаю.
«Что же он… Забыл?!.. И ее к меня… Нет, нет. Не может такого быть… Отчего ж не может?.. Может! Отшагал — и дальше, вот в этот дом, вот к этому кабинету… Ушел в свою жизнь не оглядываясь… Но разве такое бывает? Страшно это, страшно!.. Нет, нет!»
— Ну, так что ж твоя мама? — со спокойной учтивостью переспросил Александр Александрович.
— Мама… она… она умерла!
Брови Бабича медленно поднялись, розовощекое лицо его примяло выражение растерянности, Потом оно как будто обмякло.
— Умерла? — сказал он грустно-задумчиво, — Но ведь, насколько помнится, мать была очень еще молода… Какое это, однако, большое горе — так рано осиротеть! Я тебя понимаю, и глубоко тебе сочувствую, разве кто-нибудь может заменить мать?.. А братья и сестры у тебя есть? А отец — он с вами?
— Но ведь… ведь мой отец… это вы!
— Погоди, погоди, — еле сдерживая улыбку, ответил Кабин, — Тебя как зовут-то?
— Александр Александрович, так же, как вас.
— Погоди-ка, дружок, Александр Александрович… Тезка. Не нервничай. С чего и когда ты взял, что я твой отец?
— Мама сказала мне перед смертью. Она сказала: «Если что-нибудь случится со мной, поезжай в Москву, к Александру Александровичу Бабичу». Прежде… прежде я у нее никогда не спрашивал… И тетя Тереза… она вдруг заплакала и созналась, что вы… что вы… что отец! Вы и наш город и тетю Терезу., вы ничего не помните? Вы забыли тетю Терезу?
— Как же, как же… Я помню и ваш прелестный маленький городок, к Терезу Юльевну, — вздохнув, сказал Александр Александрович. — Она друг твоей матери. Верно?.. Однако, Саша, здесь все-же какое-то горькое недоразумение.
Саша встал. Кровь отхлынули от рук, от лица.
— Простите, что потревожил… Мне это не просто было. Если б не мама, я бы… И потом, ведь мне от вас ничего не надо. Всего наилучшего. Но знайте: это не вы от меня отрекаетесь, а я отказываюсь от вас… Забудьте, что я приходил. Больше вы меня никогда не увидите.
Саша пошел к двери.
Александр Александрович быстро встал, спокойно и тщательно повернул ключ в замке… Эта старательность, это спокойствие и обережение себя окончательно доконали Сашу.
— Все о нас говорили, что вы… что вы замечательным человек! — Сашин голос сорвался. — Отпустите меня! Я хочу уйти!
— Возьми себя в руки, — строго и холодно сказал Александр Александрович. — И если ты в состоянии разговаривать как мужчина, мы сейчас с тобой немного поговорим. Садись-ка. Выпей воды… Вот так… Успокойся (Саша заметил все же, что рука Александра Александровича, наливавшая ему на бутылки нарзану, слегка дрожит) Успокоился? Вот. Хорошо… А где же актер? Ну, как его… Тот актер из театра Ушинскиса? Извини, я забыл фамилию… Ну, высокий, красивый.
— Вы… вы хотите сказать, что я сын… каких-то актеров?
Александр Александрович нахмурил брови и улыбнулся:
— А ты все же… гм… того… потише, не буйствуй. Я… как-никак человек семейный. Дома — дочь. Ты… ты молод, не понимаешь.
— Вы ее забыли! — шепотом оказал Саша. Вы ее совершенно не помните или не знали, не понимали! Ведь она мне назвала вас, умирая. Вас! Никого другого. «Александр Александрович Бабич. Что бы со мной ни случилась, сойди к нему» — вот и все, что она сказала.
— «Что бы со мной ни случилось, пойди к нему», — как эхо, повторил Бабич. — Подожди, подожди-ка, дай мне сосредоточиться. И это все, что она сказала?!
— А что же еще?! Разве этого мало?
— Нет, это очень много, — тихо ответил отец, встал и задумчиво повернулся к Саше.
Лицо его приняло вдруг летящее какое-то выражение. Было похоже, что он к чему-то прислушивается, к какому-то дальнему звуку… Из этого поразившего Сашу своей значительностью лица словно бы глянула жизнь во всей ее бесконечной сложности. Оно стало не просто добрым, не просто задумчивым, — это было лицо душевно богатого человека, тронувшее Сашу красотой и неожиданностью выражения.