И это было верным. Малыш проживает каждый день, как абсолютно новую жизнь. В том и кроется настоящее волшебство детства.
– Хотите сказать, он уже забыл обо мне? Не дождётесь.
Мужчина вздохнул.
– Поймите, он всё равно забудет о вас. Рано или поздно. Я не могу запретить вам стоять у этого дерева, но встречаться с сыном вам не позволю. Увижу вас у своего дома – вызову полицию. И сделаю это без колебаний, ведь психическое здоровье моего сына мне важнее ваших эгоистических соображений. Однако мне всё же хочется верить, что вы любите своего сына, не смотря ни на что, и это не даст вам сделать какую-нибудь зловредную глупость. Всего хорошего.
Ариец кивнул и вернулся к себе во двор, оставив Кеннета наедине с собственными мыслями. А те в момент отяжелели. Этот старый фриц не имел никакого права отнимать Патрика у родного отца! Никто не имел на это права. С другой стороны, помимо любви, что в действительности мог дать он своему сыну? На фоне этого богатея, Кеннет был отрепьем, мусором, пылью у дороги. Свой дом он продал, а деньги со сделки были уже практически истрачены. В капиталистическом обществе потребления это приравнивалось к смерти. Социально Кеннет был мёртв.
Маленький и счастливый Патрик вновь резвился во дворе. Если никто не вмешается, его ждёт прекрасное будущее, с видным образованием и дорогим автомобилем, путешествиями и исполнением желаний. Действительно ли Кеннет хочет лишить всего этого своего сына? Из-за своей ущемлённой гордости? Из-за любви?
– Чёрт! – выплюнул он сквозь зубы.
Он ненавидел Эшли всей душой, сейчас ещё больше, чем прежде. Он также ненавидел этого седовласого немца, столь хорошо заботившегося о Патрике. Но намного сильнее он ненавидел себя. За нерешительность, недальновидность, слабость и прочие пороки, которые привели его к этой ситуации.
Да, он считал, что в сознательной жизни все события являются следствием собственных принятых или нет решений. Если бы только было возможно, Кеннет переиграл бы многое в своей жизни. Если бы.
– Если бы…
Глянув сквозь слёзы на радующегося и смеющегося мальчика, мужчина улыбнулся. Где-то в душе разлилась волна нежного тепла и обогрела его сердце. В конце концов, только этот человечек имел смысл. Только его счастье значило всё.
Кеннет развернулся и медленно, не оборачиваясь, побрёл вниз по улице, как можно дальше от дома, в котором теперь жил его сын. Он не имел понятия, чем займётся, куда пойдёт, да и не думал сейчас об этом. В его сознании была лишь светлая улыбка Патрика, сияющая искренностью и чистотой незапятнанной души ребёнка.