Шла осень 1922 года. Она несла Сунь Ят-сену новые надежды. Долгие размышления о прожитой жизни и о совершенных ошибках сделали свое дело. Сунь сейчас отчетливо представлял себе, к чему следовало стремиться. Республиканский Китай должен быть государством самого нового типа. Не таким, как Франция или Америка, а как молодая Россия. Что значит государство нового типа? Это значит полностью подчинить государство интересам народа, превратив его в единую семью. Каждый обязан избавиться от своекорыстия и себялюбия, объединить свои усилия с усилиями товарищей и совместно вести борьбу за укрепление республики. Государство — это корабль, а народ — его команда. Если в открытом море корабль застигнут штормом, то для спасения нужны общие усилия и взаимопомощь. Единодушие — вот основа такого государства.
Сунь с нетерпением ждал приезда секретаря Коммунистической партии, профессора Ли Да-чжао, читавшего курс политической экономии в университете Пекина. Он теперь возлагал большие надежды на сотрудничество с коммунистами и на союз с Советской Россией.
Первое их знакомство состоялось еще в Японии, в 1919 году. Ли Да-чжао был моложе Суня на двадцать с лишним лет. Суню нравилось его чистое открытое лицо, ясная улыбка, мягкость и одновременно напористость в обращении. Человек, разговаривающий с ним, как-то невольно оказывался во власти его обаяния. Да, он совсем не походил на большинство людей, окружавших Суня. Он был прекрасным оратором: говорил убедительно, лаконично, сдабривая свою речь острой и меткой шуткой. Как-то Сунь Ят-сен застал его у супругов Ляо. Молодой пекинец лукаво улыбался, поблескивал глазами из-за стекол очков, а вокруг него толпилось несколько человек. Все напряженно следили за руками Ли Да-чжао. «Господин Ли показывает фокусы», — шепнул Ляо Чжун-кай, жестом приглашая подойти поближе. Сунь Ят-сена поразило умение Ли так отдаваться веселой минуте. И вот сейчас Ли Да-чжао — перед ним, но по сравнению с прошлым разом он выглядит более деловым и замкнутым, хотя в нем по-прежнему ощущается внутренняя целеустремленность, а за сдержанностью угадывается несгибаемая воля человека, уверенного в правоте своих убеждений и готового защищать их до конца. Они быстро нашли общий язык. При первом же упоминании Суня о необходимости союза с Советской Россией Ли Да-чжао горячо поддержал его. А на жалобу Суня о недостатке информации о русских делах Ли Да-чжао спросил:
— Вам не попадались, сяньшэн, на глаза корреспонденции Цюй Цю-бо?
Сунь покачал головой:
— Имя- то мне знакомо, но самого Цюй Цю-бо я не знаю.
— Очень жаль, сяньшэн. Цюй Цю-бо — выпускник Национального университета, коммунист. Он жил в Москве в качестве корреспондента одной левой буржуазной газеты. Его корреспонденции пользовались в Пекине большим успехом. Скоро Цюй Цю-бо тоже приедет в Шанхай.
— Слишком уж горячее время стояло в Гуанчжоу, не доходили туда газеты.
— Ну, это можно исправить, — довольно сказал Ли Да-чжао. — Я привез с собой несколько вырезок из газет — «Впечатления о Красной столице» и кое- что еще. Нам, революционерам, следует вооружаться не только пулеметами да винтовками, сяньшэн, — горячо произнес Ли, — идеи, как известно, обладают не меньшей взрывной силой, чем пороховые погреба.
Сунь кивнул, соглашаясь.
Они сидели вдвоем за столиком в кафе «Наньдао».
Это было типичное китайское кафе, одно из тех, которых много теперь расплодилось в приморских городах.
В первом зале, предназначенном для игры в кости, вокруг восьмигранных столов толпилась самая разношерстная публика: мелкие клерки в серых нанковых куртках, торговцы, одетые в кургузые, по колено, халаты, кокотки с повадками скромниц. Юркие, как муравьи, официанты предлагали дешевую смесь рисовой водки с фруктовым соком, благозвучно именуемую «Цветком счастья». Всю эту пеструю, шумную, алчную толпу влекло в «Наньдао» одно — возможность разбогатеть. Владелец и метрдотель «Наньдао», знакомый Суню не менее десяти лет, сам усадил почетных гостей за этот столик во втором зале, открытом исключительно для респектабельных китайцев и редких иностранцев, плененных восточной экзотикой. Здесь было тихо и очень спокойно. Вечерами сюда приходили дельцы, политические деятели, литераторы, военные. Днем же зал пустовал. Сунь Ят-сен и Ли Да- чжао расположились у самого окна под сенью пальмы, растущей в огромной, врезанной в пол кадке. В глубине зала сидел одинокий европеец и в ожидании заказа флегматично изучал похожий на краба черный иероглиф, украшающий подвесной фонарь. Сунь Ят-сен спросил метрдотеля, указав глазами на иностранца: